ПереКРЕСТок одиночества – 4. Часть 2
Шрифт:
– Есть! – сообщил я.
– Тяни дальше!
На этот раз дело пошло куда веселее и вскоре в моих руках оказался конец толстой плетенной веревки, на которую ушли вообще, что могло на нее пойти. Убедившись, что этот этап успешно завершен, я закрепил веревку на вбитых в скалу стальных кольях, все проверил и, не скрывая радости, крикнул в рацию:
– Сделано! У нас есть воздушная переправа!
– У-р-р-р-а-а-а! – завопила Милена и к ней присоединились и остальные.
Что ж… только что одна из глубинных точек длинного ледника оказалась связана со станцией Пытливость воздушной канатной переправой. И я буду первым пассажиром, кто сейчас привяжется к ней и отправится в тестовый путь, чтобы через часов двенадцать вернуться обратно и проверить следующую нашу теорию.
Глава четвертая
Левая и потенциально каменная стена ледника – вот куда были устремлены наши помыслы и брошены все силы. Она находилась в шести метрах от «заарканенного» нами каменного треугольного клыка. Стена практически отвесная, но изъявленная еще не затянувшимися порезами и глубокими выбоинами, показавшим, что накопившийся тут за годы ледяной панцирь достаточно толст и подходит для наших целей. Там у «устья» ледника стена была слишком низкой и постоянно подвергалась страшным ударам дробящихся и трущихся о нее ледяных глыб, ломающих ее и тут же заполняющих проломы собственной массой. Выше к истоку ударов опасных ударов тоже хватало, но здесь стена была куда выше и крошащиеся сераки бились о нее ниже «ватерлинии». Она подходила для наших целей.
А цели несколько изменились.
Все началось с моего простого вопроса, поставленного перед луковианцами.
Спросил я следующее: Чего именно мы хотим от ледника? Просто побывать там раз и при удаче воровато вернуться? Или же мы хотим протоптать туда хотя бы отчасти безопасную дорожку?
И я не случайно использовал «мы», прямым текстом сообщая, что раз уж земляне принимают участие в этой авантюре, то мы имеем право на некую долю. Пока неизвестно от чего именно, но свою честную долю мы определенно получить желаем.
Первоначальный их ответ был ожидаемым и по первому варианту – просто побывать, обновить координаты и вернуться. Таков идеальный план с последующей телепортацией на родную планету.
Я рассмеялся.
Да, не спорю, когда я первый раз услышал об этой затее и наспех вник в ее суть, меня тоже захватила эта мысль.
Путь домой!
Но поостыв, поразмышляв, я начал понимать, что все это выглядит большой детской фантазией, наивной до такой степени, что на вкус воспринимается как чашка чая с десятью ложками сахара – приторной до тошноты. Еще с детства у меня такое вкусовое восприятие любой наивной идеи. Как только слышу хоть что-то излишне упрощенное, где все подается как дело плевое и яйца выеденного не стоящего – так сразу лицо кривит от разливающейся во рту дикой приторности.
Порой у меня сознание еще не нашло недочетов, а подсознание уже все пережевало и вовсю посылает сигналы. Это не раз и не два выручало меня в предпринимательском прошлом. Сколько раз я слышал чье-то вроде как разумное инвестиционное предложение с подробно расписанными этапами, четко обозначенными затратами и последующими прибылями. И вроде все из услышанного нравилось. Но тут рот переполняло больной сладостью, и я мгновенно закруглял переговоры категоричным отказом, а потом уже разбирался что именно меня настораживало.
Даже если сразу не находил проблемных мест, то потом до меня доходили слухи, что тот или иной бизнесмен крупно прогорел на этой идее. И не всегда затея глупая – просто ее намеренно или по собственной глупости подают как необычайно легкую и стопроцентно успешную. А это ошибка. В этом мире лишь смерть дело простое – и то только для усопшего, а не для его родственников, которым его придется хоронить. А уж в бизнесе найдется немало тех, кто любую идею постарается зарубить на корню или поставить максимум подножек и барьеров – иногда это конкуренты, иногда завистливые, иногда хотящие непомерных откатов или просто тупые чиновники, не хотящие ровным счетом ничего делать. И ты ведь это знаешь из собственного опыта, заранее просчитывая возможные сложности и… мозг через вкусовые рецепторы посылает сигнал.
Этому я научился от бабушки. Но не от моей мудрой и родной, а от соседской – той, с чьим приезжающим на лето внуком я играл почти каждый день. В то время мой мирок был совсем крохотным, но ярким и поэтому запоминающимся. Тот ранний вечер я помню с фотографической четкостью. Мы сидели в летней кухне после игры в футбол. Лето уже заканчивалось. Моя бабуля отправилась на ту сторону деревни, прилегающей к достаточно оживленной трассе – торговать огурцами свежими и малосольными. Лето выдалось урожайным и наши теплицы ломились от зеленых крепышей. Я отвез бабушке тачку с товаром, проследил за тем, нет ли рядом алкаша Демьяна, что обычно был безобиден и лишь клянчил рублей двадцать, но по пьяни бывал агрессивным. Потом уже вернулся к футболу, и мы здорово там набегались, прежде чем усесться на кухне за застеленным старой липкой клеенкой столом и начать уплетать печенье. В это время бабуля моего друга хлопотала там же, успевая приглядывать за свекольником, за шипящим на сковороде луком, за закипающим чайником и ни на секунду не умолкая. Говорила она, сам собой, только про любимого внучка, уже полностью выстроив его будущую жизнь в своих мыслях. Говорила она примерно следующее: вот он уже подрос, сейчас самое время освоить игру на пианино, затем он за год освоит на хорошем уровне английский, а параллельно будет ходить на самбо, где быстро станет лучшим борцом и его, конечно же, будут возить на все соревнования без исключения и он завесит всю комнату в детской своими золотыми блестящими медалями. Еще через год, после того как станет лучшим учеником в школе, внучку пора обратить свое внимание на футбол – ведь у него настоящий талант и очень сильные ноги. Каждая бабуля мечтает о хорошем будущем для своего внука и все это я уже слышал не раз. Моя бабушка говорила немало такого же, но была и разница – она не просто сотрясала воздух, а разговаривала именно со мной, вдалбливая в голову и при этом через каждые десять слов напоминая, что достигнуть можно почти любой цели, но дастся это лишь тяжелым и упорным трудом.
Помни внучек – ради успеха в жизни трудиться надо! И трудиться на совесть, а не абы как!
Вот ее навсегда запомнившиеся слова.
Тогда как хлопотавшая на кухне старушка, радостно улыбаясь, утирая с морщинистого лица пот висящим на шее полотенцем, стряхивая капли пота на сковороду с шипящим луком, говорила совсем иначе. Все-то ее внучку дастся с первого раза. Все то у него получится мгновенно и легко. Все то будут ему завидовать. И пусть мол он не сомневается – он у нее такой умненький и спортивный, что на все занятия будет тратить не больше двух часов в день, а потом играй хоть заиграйся, веселись до упада…
Вот как раз в этот миг она и поставила перед нами граненые стаканы с крепким деревенским чаем – почти черным, с толстыми кусками лимона плавающими у ложки и толкающимися в стенки. Мне, конечно, достался край лимона – тот, где раньше был черенок. Одна толстая корка и почти никакой кислой мякоти. Другу, само собой, положили лучший ломтик лимона, но он этого не заметил, потряхивая пухлыми щечками и внимательно слушая светлейший прогноз бабушки о его будущем. Он уже верил. А я сделал глоток и… меня перекривило от невероятного передоза сахара. Его было столько – сахара – что я не сумел ощутить ни вяжущей крепости чая, ни кислинки лимона. Приторно! Жутко приторно! И на это ощущения продолжал литься направленный на чужую голову медоточивый поток сладких обещаний… А я тихонько отодвинул стакан и потихоньку сполз со скамейки, решив отправиться за бабушкой, а по пути хлебнуть водички из ведра на срубе колодца…
С тех самых пор у меня и появилась такая вот особенность восприятия.
В один из вечеров на станции Пытливость, еще задолго до первой вылазки в сераки, когда все укладывались спать после очень долгой и нудной подготовки всего необходимого снаряжения, а я предельно выспался, мы с Чиффом и Миленой сидели за дальним столиком, подкрепляясь мясом и подквашенным местным травяным салатом – еще одно прекрасное и нам неизвестное блюдо. Хотя уже известное – я не только вытребовал довольно бесцеремонно рецепт, но и заставил Касьяна продиктовать его в Бункер, а затем получил оттуда подтверждение, что кулинарная инструкция дошла и до Холла.