Перекресток
Шрифт:
Со вздохом вернув мне документы, сотник повел меня осматривать казармы. Ну что ж, здесь как раз я и не ожидал разнообразия. То же, что и везде - деревянные, наспех сколоченные бараки, нары с соломенными матрасами, козлы для оружия... Впрочем, вокруг было на удивление чисто, и я уже с большим уважением поглядел на своего провожатого.
На плацу несколько солдат лениво тыкали длинными пиками в соломенное чучело (похоже, солома здесь была основным расходным материалом). Остальные, рассевшись на траве у забора, жевали смолу и вяло наблюдали за происходящим.
При нашем появлении солдаты поспешно
То ли он почувствовал смену настроения, то ли просто сегодня был удачный день, только сотник пригласил меня отобедать с ним в офицерском собрании, и я не стал отказываться. Обед оказался весьма недурен, но вот вино подавалось мерзкое - дешевое и крепкое, с каким-то тухловатым привкусом. Я промолчал и лишь едва заметно скривился - что позволило вежливо поднимать кубок и тут же отставлять его в сторону. Вообще-то все шло как нельзя лучше, поскольку вкус зелья из моей сумки (первый флакон, пузатенький, с граненой пробкой - инспекция подаваемых блюд плюс олух-услужающий) полностью тонул в дрянном букете местного пойла.
На обеде присутствовали четверо капралов, и их тоже не обнесли ни вином, ни зельем. Я сдержанно улыбался и радовался, что сумел воздержаться от пития - хотя радоваться должна была скорее Лайна... Варна уверяла, что срок действия порошка - не более двух недель, но я все равно не имел ни малейшего желания проверять на себе его действие.
За обедом потеплевший сотник разговорился и поведал мне, что завтра он с тремя капралами собирается в столицу по вызову (Знаю я этот вызов! Бравым воякам явно не терпелось принять участие в Празднестве Сиаллы и пощупать молоденьких жриц столичных храмов!..), а один из капралов останется при казармах для поддержания порядка.
Этого обделенного судьбой капрала звали Зархи, и он понуро сидел в дальнем конце стола, кушая за троих и выпивая за гораздо большее количество народа. Видимо, таким образом он пытался скрасить себе вынужденное воздержание.
Некоторое время я внимательно изучал несчастного Зархи, а тот игнорировал штабного хлыща и кидал злобные взгляды на сияющего в предвкушении любовных утех сотника. Характер капрала был не из сложных. Нарушить приказ он побоится. А от ярости и небогатой фантазии устроит солдатам такую жизнь, что те волками взвоют.
Что ж, такой вариант меня вполне устраивал.
Сотник любезно предложил проводить меня до столицы и лично дать самый лестный отзыв о проведенной инспекции - с отзывом он явно что-то перепутал, это я должен был писать инспекционный рапорт, а не он - но я не стал заострять внимания на его промахе и отказался от предложения, сославшись на усталость моего коня и помянув с кислой миной столичную суету. Похоже, сотник весьма обрадовался моему отказу, поскольку истинная цель его отлучки была не самой благовидной, а он был не настолько туп, чтобы самому нарываться на неприятности.
Он и не подозревал, что уже нарвался. С того самого момента, когда запретил солдатам присутствовать на весеннем празднестве в Фольнарке. Так что сотник любезно предоставил мне свою комнату на время его отсутствия, а я поспешил не менее любезно поблагодарить его, в свой черед заверив в благожелательнейшем (ишь, слово-то какое придумал!) рапорте о вверенной ему сотне, после чего не стану более злоупотреблять его гостеприимством.
Мы расстались вечером самым дружеским образом, считая друг друга полными, но симпатичными болванами.
На рассвете один болван уехал в столицу, а второй занялся делом.
13
После непродолжительной беседы с капралом Зархи я оставил его в погребке сотника досматривать сладкий утренний сон (флакон второй, нефритовый, пробка резная, три-четыре капли - и сутки ровного похрапывания) и отправился в казармы.
Все выглядело более, чем естественно - с утра пораньше оскорбленный капрал забрался в погребок старшего по званию и изнасиловал лучший бочонок из особых запасов, после чего почил в винной луже. Кстати, изрядно попотев, я извлек на свет божий бочонок того самого вина, которое уже ничем нельзя было испортить. В него был опорожнен третий флакончик - самый маленький, металлический, рекомендуется стареющим греховодникам и новобрачным, но не слишком часто.
Завидев меня с беркутом на плече - высокомерный Роа выглядел еще похлеще уехавшего сотника - солдаты бросили играть в кости и принялись ускоренно (с поправкой на жару) строиться. Я досадливо махнул им рукой.
– Вольно, ребята...
Панцирники застыли в недостроенном виде, обалдело воззрившись не меня.
– Я сказал "вольно", а не "окаменеть и разинуть рот", - пояснил я, усаживаясь на ближайшие нары.
– И кости можете не прятать. Роа, ррай...
Мой алиец соскочил на устланный соломой пол, выковырял из-под лежака кубики, клюнул их, отчего оба выпали "шестерками", и вылетел в дверь гулять.
– Ну, кто со мной кон раскидает?..
Плюгавый солдатик с жиденькими рыжими кучеряшками и сальной ухмылочкой поспешил поднять кости и преподнести их мне на ладони, как на подносе. Играть он явно не собирался.
– Чтоб тебе, мерину драному, плешь вспучило!
– рявкнул я в его наглую рожу - и добавил еще кое-что из столичного армейского лексикона, про его неразборчивую мамашу и похмельного Инара. Слава богу (какому?), натаскался, из Дома бегая...
Наступила восхищенная тишина. Потом из задних рядов протолкался рыжий лохматый детина в расстегнутом мундире.
– Ну, я играю!
– заявил он таким тоном, словно собирался немедленно дать мне по морде.
– Ну так играй, а не мельтеши, как вошь под рубахой!
– я хлопнул рукой по нарам рядом с собой.
Детина гнусаво хихикнул и кинул на кон две медных монеты. Я поддержал компанию. Выиграв, мой партнер довольно осклабился, сгреб деньги - и дальше игра покатила в полный рост, как любили выражаться солдаты. Я пару раз проиграл - для затравки, потом пару раз выиграл - для престижа, а там игра завертелась сама собой. Менялись партнеры, росли ставки, деньги гуляли из рук в руки, солдаты прочно уверились, что я - свой парень, и обращались просто по имени; мы хлопали друг друга по спинам, хохотали над грубыми мужскими шутками, и пора было переходить к следующей стадии моего плана.