Перелетный кабак
Шрифт:
2) Нарушение примечания к пункту 113Д, который гласит, что алкогольные напитки не могут продаваться без наличия свидетельства, заверенного Государственным Медицинским Советом, нигде, кроме отеля «Кларидж» и бара «Критерием», необходимость которых доказана.
Поскольку Вы не обратили внимания на наши прежние извещения, мы предупреждаем Вас данным письмом, что законные меры будут приняты незамедлительно.
С искренним уважением Айвивуд, председатель, Дж. Ливсон, секретарь».
Мистер Хэмфри Пэмп сел за стол и засвистел, что при его бакенбардах придало ему на минуту несомненное сходство с конюхом. Потом знания и разум вновь засветились на его лице. Добрыми карими
Бывший король Итаки неторопливо приближался к «Старому кораблю». Он приплыл на берег в шлюпке броненосца, едва видного на горизонте. Одет он был по-прежнему в зеленую с серебром форму, изобретенную им самим для флота, которого и раньше почти не было, а теперь не было совсем; на боку у него висела прямая морская шпага, ибо условия капитуляции не обязывали ее отдать; а в мундире, при шпаге находился большой, довольно растерянный человек, чье несчастье состояло в том, что его сильный разум был все же слабее его тела и его страстей.
Всем своим телом он опустился на стул прежде, чем Пэмп нашел слова, чтобы выразить радость. Потом сказал:
— Есть у тебя ром?
И, словно чувствуя, что эта фраза нуждается в объяснении, прибавил:
— Наверное, я уже никогда не буду моряком. Значит, мне надо выпить рому.
Хэмфри Пэмп был талантлив в дружбе и понял старого друга. Не сказав ни слова, он пошел в кабак и вернулся, неторопливо толкая то одной, то другой ногой два легко катящихся предмета, словно играл в футбол двумя мячами. Один из этих предметов был бочонком рома, другой — большим сыром, похожим на барабан. Он умел делать много полезных вещей, в том числе — открывать бочки, не взбалтывая содержимого; и как раз искал в кармане соответствующий инструмент, когда ирландский его друг сел прямо и сказал с неожиданной трезвостью:
— Спасибо, Хэмп. Я совсем не хочу пить. Теперь я вижу, что могу выпить, и не хочу. А хочу я, — тут он ударил кулаком по столу, так что одна ножка подкосилась, — а хочу я узнать, что тут у вас делается, кроме чепухи.
— Что ты называешь чепухой? — спросил Пэмп, задумчиво перебирая письма.
— Я называю чепухой, — закричал ирландец, — когда Коран включают в Писание! Я называю чепухой, когда помешанный пастор предлагает воздвигнуть полумесяц на соборе святого Павла. Я знаю, что турки наши союзники, но это бывало и раньше, а я не слышал, чтобы Пальмерстон или Колин Кэмпбелл разрешали такие глупости.
— Понимаешь, — сказал Пэмп, — лорд Айвивуд очень увлекся. Недавно, на цветочной выставке, он говорил, что пришло время слить христианство и ислам воедино.
— И назвать хрислам, — угрюмо сказал Дэлрой, глядя на серый и лиловый лес за кабачком, куда сбегала белая дорога. Она казалась началом приключения; а он приключения любил.
— И вообще, ты преувеличиваешь, — продолжал Пэмп, чистя ружье. — С полумесяцем было не совсем так. Мне кажется, доктор Мул предложил двойную эмблему, крест и полумесяц. И потом, он не пастор. Говорят, он атеист, или этот, агностик, как сквайр Брентон, который жевал дерево. У сильных мира сего
— На сей раз это серьезно, — сказал его друг, качая огромной рыжей головой. — Твой кабак — последний на побережье, а скоро будет последним в Англии. Помнишь «Сарацинову голову» в Пламли, на самом берегу?
— Да, да — кивнул кабатчик. — Моя тетка была там, когда он повесил свою мамашу. Но кабак очень хороший.
— Я сейчас проплывал мимо, — сказал Дэлрой. — Его больше нет.
— Неужели пожар? — спросил Пэмп, оставляя ружье.
— Нет, — отвечал Дэлрой. — Лимонад. Они забрали эту бумагу, как ее там.
Я сочинил по этому случаю песню и сейчас ее спою.
И, внезапно оживившись, он заревел громовым голосом песню собственного сочинения на простой, но вдохновенный мотив:
«Голова Сарацина» отовсюду видна.Но уж больше под нею не пивать нам вина:Злые старые леди навели там уют — и с тех пор в«Сарацине» только чай подают!«Голова Сарацина» — родом издалека:Из Аравии Ричард вел с победой войска,И где пир он устроил — так гласила молва —Пику в землю воткнул, а на ней — Голова.— Эй — крикнул Пэмп и снова тихо свистнул.
— Сюда идет сам лорд. А тот молодой человек в очках — что-то вроде комитета.
— Пускай идут, — сказал Дэлрой и заорал еще громче:
Голова оказалась долговечней царей,И ужасные мысли скопилися в ней:О Здоровье Народа, о Полезной Еде,О питье сарацинов — апельсинной воде…«Голова Сарацина» глядит свысока,Чай здесь льется рекой, а вина ни глотка!Хоть бы кто-нибудь мне объяснил, дураку,Как такое пришло Сарацину в башку?Когда последний звук этого лирического рева прокатился сквозь яблони вниз, по белой лесной дороге, капитан Дэлрой откинулся на спинку стула и добродушно кивнул лорду Айвивуду, который стоял на лужайке величаво-холодный, как всегда, но чуточку поджав губы. Из-за его спины виднелся молодой человек в двойных очках; очевидно, то был Дж. Ливсон, секретарь.На дороге стояло еще трое, и Пэмп с удивлением подумал, что такие разные люди могут сойтись только в фарсе. Первый из них был полицейский инспектор, второй — рабочий в коричневом фартуке, похожий на плотника, третий — старик в пунцовой феске, но в безупречном костюме, который его явно стеснял. Он что-то объяснял полицейскому и плотнику, а они, по всей видимости, старались сдержать смех.
— Славная песня, милорд, — сказал Дэлрой с веселым самодовольством. — Сейчас я спою вам другую. — И он прочистил горло.
— Мистер Пэмп, — сказал лорд Аививуд красивым, звонким голосом. — Я решил явиться сюда сам, чтобы вы поняли, что мы были к вам слишком милостивы. Самая дата основания вашего кабака подводит его под закон тысяча девятьсот девятого года. Он построен, когда здешним лордом был мой прадедушка, хотя, если не ошибаюсь, назывался тогда иначе, и…
— Ах, милорд, — со вздохом перебил его Пэмп, — лучше бы мне иметь дело с вашим прадедушкой, даже если бы он женился на тысяче негритянок, чем видеть, как джентльмен из вашей семьи отнимает единственное достояние у бедного человека.