Перелётный жених. Книга вторая
Шрифт:
Фу-ух! Похоже, освободился. Поднял глаза и увидел, как большое железное кольцо, замерзшее до синевы, со скрипом вывернулось из зажимов. Подпрыгнуло, звеня от напряжения, и улетело в снежную даль.
– Не-е-е-ет! – закричал Медвежонок, пытаясь удержать поводья, рвущиеся из рук.
Нарты крутились на месте, заваливаясь на правый бок. С оглушительным треском сломались полозья. Оранжевая лодка перевернулась и прихлопнула незадачливого седока, как гигантская ладонь. Протащила метров десять, вдавливая в лед.
– Лейф! –
– Вроде да, – откликнулся тот, вырезая из-под раскуроченных саней. – А где лайки?
– Убежали.
Каюр трижды свистнул. Прислушался, не ответит ли из-за снежной пелены лающе-воющий хор. Тишина. Высвистел еще несколько трелей, с каждым разом все тише и безнадежнее.
– Но они же вернутся? – забеспокоился Лев, оглядываясь.
Эскимос не отвечал. Достал из внутреннего кармана компас и следил за колебаниями стрелки.
– Они найдут нас? По запаху? Собаки ведь хозяина за километр учуять могут…
Нанухак подошел к нартам, осмотрел сломанные полозья, вздохнул и попытался перевернуть.
– Эй! Ты чего молчишь? Псы ведь не бросят нас в этом треклятом месте?
– Это не они нас… Это ты их бросил! – взорвался Медвежонок. – За каким чертом дернул рычаг?
Он сжал кулаки.
И шагнул вперед. Лев сжался и закрыл руками голову.
– Случайно! Я не хотел!
Каюр пнул сани, пытаясь сдержаться, запыхтел, выпуская пар, но злость не уходила.
– Случайно. Случайно прилетел, случайно накосячил… Случайный человек, вот ты кто!
Прозвучало это как ругательство, даже хуже.
«А сам-то не косячил? Будто бы не из-за твоего прокола с романтикой меня потащили на эти злоездучие гонки!» – подумал Лев, но спорить не стал.
Оглядел ледяную пустыню и поежился.
– Теперь мы здесь… умрем?
– Только о себе думаешь, да? Долбанный эгоист. Нам-то что сделается?! Сейчас включу радиомаяк, его отследят спасатели и примчатся за нами на вертолете. А собак ты загубил.
– То есть как это – загубил?
– А вот так, – эскимос поднатужился и перевернул сани. Присел на краешек отдышаться. – Когда псы в упряжке, они не останавливаются. Инстинкт гонит вперед, пока погонщик не крикнет «стоп!» Если повезет – наткнутся на базу. Там их поймают и посадят в загон до нашего спасения. Но шансы невелики, проще плевком в звезду попасть. Лайки будут бежать, пока не рухнут от усталости. И потом замерзнут на хрен…
Он часто-часто заморгал под очками и отвернулся, делая вид, что возится с передатчиком, встроенным в нарты. Нельзя показывать слезы другим, в самой сложной ситуации нужно, прежде всего, оставаться мужчиной – холодным и твердым, как дед. Дед Апайя учил этому сызмальства.
Льва воспитывали не таким замороженным, поэтому он без всякого стеснения разрыдался, представив страшную картину: двенадцать хороших псов бредут
– Простите, я очень виноват, – шептал он, понимая, что лайки не услышат. – Лучше бы я никогда не прилетал на этот остров.
Внутренний голос звучал гораздо строже.
Лучше бы ты, Левушка, вообще не затевал авантюру с побегом. Возомнил о себе – всемирно известный Перелётный жених, неуловимый джентльмен удачи. А стоит ли азартное приключение хотя бы одной порушенной жизни? Нет, однозначно. Это вопиющая несправедливость! Лайки служили верой и правдой добрым людям, которые приютили тебя, накормили, дали теплую одежду. Но ты всех подвел. Стюардессу Нигу, готовую рискнуть карьерой и провести тебя на борт тайком. Старого каюра – этот, узнав печальную новость, сляжет с разбитым сердцем. Его внука, проигравшего гонку, лишившегося упряжки, а значит и дохода от возни с туристами, но, что гораздо страшнее для него, возможности вымолить прощение у любимой и доказать, что он достоин считаться взрослым мужчиной.
Но хуже всего сейчас тем, за кого ты обязан быть в ответе, хоть и не самолично их приручил. Час назад все было в лучших традициях Джека Лондона, а сейчас скатилось к полному Экзюпери. Собаки перед мысленным взором продолжали ковылять по ледяной пустоши. Падали, но поднимались, помогая друг другу, подталкивая носами в плечо. Рано или поздно силы окончательно оставят, тогда они лягут в снег, прямо в вытоптанную борозду. Вожак завоет на прощанье, глядя в пустое небо, а потом опустит морду на передние лапы и закроет глаза…
Постойте-ка, что еще за борозда?
Соображай, голова…
– Мы пойдем за ними. По следам.
– Нет, нам нельзя отходить от саней. Они оранжевые, на белом снегу заметны издалека. К тому же спасатели отслеживают сигнал маячка. Мы должны оставаться рядом.
– Мы и будем рядом! – Лев взбудоражено скакал вокруг нарт, примериваясь, с какой стороны лучше ухватиться. – Надо толкать эту штуку по снегу. Собаки убежали в сторону базы, правильно? Значит, мы с каждым шагом становимся ближе к ним, а заодно и к спасателям. Опять же, остальные гонщики могут заметить нас. Помощь окажут.
– Сомневаюсь. Все уже опередили нас.
– Но мимо никто не проехал!
– Здесь нет одной трассы, каждый сам маршрут выбирает.
– Слушай, Нанухак. Мы же ничего не теряем. Наоборот, пока волочем эту бандуру, мы не замерзнем! По любому выходит польза.
Эскимос хмыкнул, вложив в этот короткий звук все презрение к Перелётному жениху, но поднялся, налег плечом. Сани неохотно сдвинулись, зачерпнули носом снег и встали.
– Ничего не выйдет из твоей затеи.
– Постой, я знаю! Сейчас, минуту…