Перелом
Шрифт:
Глава 16
Москва. Российская республика.1 мая 2007 года.
— Слушай, служивый, ты чего такой душный? Ощерился детина в рыжей кожаной куртке. Чего тебе не нравиться?
Василий Сухарев, в прошлом лейтенант Литовского гренадерского полка –сейчас увечный воин, в глубоком тылу на амбулаторном лечении после тяжелого ранения и контузии, помотал головой пытаясь справится с заиканием после контузии…
— Се…се…сер… виз…чайный… На две… две…двенадцать персон… саксонского фарфора-
Детина по кличке Короед, молча усмехнулся, а его подручный, длиннорукий, сухой брюнет с визгливым тенором и дергающимся глазом, по крысиному ощерился…
— Ты солдатик, говорить с людьми научись… а то подходишь, без уважения. Гавкаешь, как псина, на честных людей…Чай не в окопах, солдатик…
— К…кто…п…п…псина…сука!? Резко толкнул Сухарев, визгливого рукой в грудь…
— Вы, господин офицер, не озоруйте! Сменив тон, сообщил Короед…Здесь, рекрутов нетути… Вы претензии свои озвучьте, нормально… В чем дело то…?
Сухарев почувствовал, что еще двое шестерок Короеда, пододвинулись к нему со спины, он затылком ощущал их нечистое дыхание.
Вздохнув и подавив на время, заикание, Сухарев повторил…
— Сервиз чайный, мейсенского фарфора. На двенадцать персон. Девятнадцатый век…Ты купил…
Короед, кивнул крупной головой с залысинами…
— Я купил. И чо?
— За тысячу рублей? Ты не ох…л ли часом, мальчик? Он в мирное время в пятнадцать тысяч был оценён… Сейчас –все тридцать стоит не меньше…
— Думаю, не меньше. Согласился Короед, снова кивнув. И чо?
От такой наглости, Василий, даже сбился с дыхания… Пользуясь моментом, Короед перехватил инициативу.
— Ты смотри, господин хороший. Матушка твоя — сама сервиз сюда принесла и о цене, договорилась. Что такое сейчас, тысяча рублей продуктами? Я тебе, сейчас расскажу, служивый… Убоины мороженой –три фунта, яиц –три десятка, сахару- десять фунтов, да еще муки –двадцать фунтов…
— Да мы еще матушке вашей, сверх цены, пять банок консервов дали. Мясных, из довоенных запасов. Это ж не тот цыпленок с костями, которым сейчас работяг, по карточкам кормят… Влез в разговор брюнет, заходя справа…
— Вот –вот! Поднял палец с грязным ногтем, Короед, явно наслаждаясь моментом. У меня, контора солидная, господин хороший…Вы нам –сервиз фамильный, мы вам –покушать…Причем с доставкой…Из фарфора саксонского, омлет не сделаешь и сына –фронтовика, не накормишь! Опять же — Первомай сегодня. Проявляем, так сказать сплошную солидарность с трудящимися…
Заявил Короед и радостно заржал…Как и окружающие Сухарева, подручные.
Эти шакалы, во множестве сейчас расплодившиеся в центре столицы и скупающие за продукты –фамильные ценности, буквально за копейки –были отчасти правы… Мать — высокородная дворянка, вдова, по сути, статского генерала, высокопоставленного чиновника МИД –не работала не дня и продовольственная карточка, ей была не положена. За покойного отца, МИД, выплачивал солидную пенсию, его вдове…Но нынешняя инфляция и дороговизна, съедала её за неполные две недели… Мать –рассчитала свою домработницу, Марфу, стала сама готовить и убираться (вернее пыталась, готовить и убираться), но денег с отцовской пенсии, категорически не хватало…
Мать пыталась оббивать пороги в здании на Смоленской площади, дошла до товарища министра, бывшего сослуживца отца, но тот пряча глаза –сообщил, что продуктовые карточки, ей как вдове чиновника –не положены.
— Только для вдов, чинов Действующей армии или жен, ныне служащих. Наконец сообщил он, разведя руками… Извини, тебе не положено…только пенсия за мужа…
— Но… эти…эти кошелки с заводов и фабрик имеют карточки…!? У всех, есть карточки. я- вдова начальника Департамента МИД, должна голодать!?
— Ты же не голодаешь! Поднял руки сослуживец отца… Денег хватает на самое необходимое, согласен… Но все так живут! Масштабный голод не разразился только из-за предвоенных запасов и вовремя введенной карточной системы! Что ты от меня хочешь!?
— Что бы ты сдох, тюфяк!!! Заорала мать и хлопнув дверью ушла из кабинета…
Возвращение сына из госпиталя на реабилитацию, после тяжелого ранения под Шкловом, стало для матери, светом в окошке, надеждой на то, что жизнь налаживается.
— Надеюсь, ты больше на фронт не попадешь, Васенька…Хватит костлявую дразнить, сынок. Я отца похоронила, сколько всего продать пришлось, что бы достойно похоронить.
Плакала мать, и Сухарев еле сдерживался, что бы не вспылить…
— Мам…деньги есть на депозите. Бери сколько надо, мне на передовой, деньги ни к чему.
— Как же брать? Ты у меня одна кровиночка, придешь –женишься, внуки пойдут, как же без денег…
Василия, просто убивала произошедшая с матерью перемена…Когда он покидал отчий дом, отправляясь на фронт охотником, он отлично помнил высокомерно поджатые губы матери, её осанку и гневный, указующий перст, направленный ему в грудь!
Ты нам, больше не сын! Ты променял свое и наше с отцом будущее на дружбу со всяким быдлом!!
Теперь, из гордой, язвительной и высокомерной женщины, которую знал весь высший столичный свет, матушка превратилась в затюканную домохозяйку, типичную клушу, интересующуюся лишь тем, что бы «кровиночка» -выжила и дала потомство…
— Мам… где твои шубы? Что отец подарил? Где фамильный мейсенский сервиз? Однажды спросил Сухарев устав от чтения книг и просмотра патриотических телепрограмм…
— Шубы…Отец подарил, вместе с отцом и в землю ушли…Похоронить его надо было, достойно…Никто же не помогал, ты на фронт сбежал с дружками своими,хулиганами!
Зло ответила мать…
— А мейсенский фарфор. Так я его–перекупщику за тысячу сдала, что бы сына искалеченного из госпиталя встретить и накормить…Хорошо повоевал, да, сынок?! Потешил свое эго, мать одну бросив!? Заорала мать вскочив с кресла
— Да я, что бы с голоду не сдохнуть, полдома вынесла и этим ублюдкам,продала! Но тебе это разве интересно!? Ты хоть раз, спросил как я тут одна жила!!!