Перемена мест
Шрифт:
Дима Баранов собирался что-то сказать в ответ, но потом передумал. Ему самому, который вовсю эксплуатировал свою любимую музу, это объяснение наверняка показалось неубедительным.
— Поедем по Окружной, — сообщил я, сверяясь с картой. — Помнишь, Михаил, где вы для «ИВЫ» ямы для установки стендов выкапывали?
— Очень приблизительно, — ответил Алехин. — Этих ямок было полным-полно, всех и не упомнишь. К тому же, чуть не забыл, они у нас потом забрали все записи, где и чего мы нарыли. Чтобы конкуренты, дескать, не пронюхали. Так и сказали… Но чего нам гадать? — сообразил
— Поглядим, — неопределенно сказал я, сверяясь вновь то с картой, то с дискетой, чье содержимое я вновь вывел на дисплей.
Через четверть часа я притормозил.
— Здесь копали? — спросил я у Алехина. Тот высунулся из кабины, осмотрел окрестности и сказал без особой уверенности:
— Что-то припоминаю. Но здесь нет никакого транспаранта! Ерунда какая-то.
Дима Баранов уже знал, что я собираюсь сейчас сделать.
— Может, сперва ребят позовем? — тихо спросил он. — Страшновато как-то мне.
— Позовем, — согласился я. — Куда же без них? На них-то вся надежда. Но сначала мы место точно обнаружим. Мишка, выведи собаку и скомандуй, чтобы искала.
— А чего искала? — с недоумением осведомился Алехин, но собаку вывел и попросил: — Голда, ищи! След!
Овчарка потрусила к обочине, затем вдруг замерла на мгновение, натянула поводок и рыскнула куда-то вправо. Мишка едва удержался на ногах, но не упал, а лишь выпустил поводок. Мы услышали шорох листьев, а потом вдруг страшный и жалобный вой. Через несколько секунд мы обнаружили овчарку: разгребая листья и дерн, она отчаянно скулила, и Мишке стоило больших сил оттащить ее от ямки, которую она уже начала копать. Мы замерли. Мне показалось, что на дне ямки мелькнуло что-то синее.
— Теперь вы все поняли? — спросил я у Алехина. — Поверили? — обратился я уже к Баранову. Оба молча кивнули.
— Еще доказательства требуются?
Баранов помотал головой и ответил хрипло:
— Какие тут, вашу мать, еще доказательства?
— Ну, тогда приступайте, — сказал я, еще раз внятно повторил, что кому надлежит делать, и отдал Алехину дискету.
Мы покинули страшное место, молча доехали до ближайшей станции метро, после чего я высадил из машины двух людей и одну собаку.
— Меня не ищите, — объявил я. — До завтра я продолжаю числиться в покойниках. И от вас, ребятки, зависит, вернусь ли я завтра в общество живых.
— А может, тебе тоже с нами? — неуверенно сказал Мишка.
— Правда, Яков Семеныч, — поддержал Баранов. — Все-таки вы не один будете, и собака у нас, и друзей моих позовем…
— Нет, братцы, — твердо возразил я. — Спасибо, но нет. Я эту кашу заварил, мне ее до конца и расхлебывать. Справлюсь сам. Главное — вы не подведите.
Алехин, Баранов и собака Голда скрылись в дверях метро, а я задумался. Сказать было значительно проще, чем сделать. Я чувствовал, что легко эту кашу из топора расхлебать никак не удастся, и мне вдруг безумно захотелось не делать этих последних шагов, не докапываться до всего. Докапываться не до всего. Обмануть себя, уверить, что ТУТ-ТО я ошибаюсь.
Однако я вспомнил Гошку, прокурора Саблина, потом всех
Дом этот я нашел быстро, но вот с подъездом пришлось помучиться. Особняк был старый, многократно перестраивался, достраивался, ремонтировался, и нумерация квартир была весьма запутанной. Однако я был упорен и в конечном итоге нашел нужный номер.
Открыла мне пожилая женщина, невысокого роста, седая. Волосы ее были зачесаны назад, половину лица занимали очки в простой пластмассовой оправе…
— Что вам угодно, молодой человек? — спокойно спросила женщина.
Я продемонстрировал ей свое просроченное МУРовское удостоверение и задал вопрос:
— Ваша фамилия Володина, не так ли?
— Володина, — подтвердила пожилая женщина.
— Я хотел бы с вами побеседовать о Жанне… о Жанне Сергеевне. Можно?
Глава 4
ВТОРОЕ ЛИЦО
Если вас посетил покойник, постарайтесь оказать ему вежливый прием: не кричите, не заламывайте рук, не делайте резких движений и вообще изобразите всем своим видом, что выходцы с того света для вас — самые дорогие гости. У вас не убудет, а мертвецу — приятно…
К сожалению, Жанну Сергеевну никто не ознакомил с этими правилами обращения с усопшими, поэтому при виде меня она поступила с точностью до наоборот. Издала тихий сдавленный вопль, быстро отскочила в глубь комнаты и посмотрела на меня с нескрываемым ужасом.
— Ты… ты… — прошептала она, убедившись, что ни крик, ни даже крестное знамение меня не берут.
— Я… я… — с печалью в голосе признался я. — Как ни грустно порой это осознавать, я именно Яков Семенович Штерн, а не тень отца Гамлета. Вчера, уходя из дому, я обещал вернуться. И вот, пожалуйста. Мы, мертвые, очень пунктуальны. До отвращения. Даже самим неприятно.
— Но как же… — проговорила Жанна Сергеевна, немного приходя в себя. — Ты же погиб, Яшенька… Ты сгорел в «мерседесе»… человек без документов, и плащ твой… В «Новостях» вчера показывали.
Поразительно было упрямство птички в ее стремлении доказать мне, что меня же нет в живых!
— «Мерседес», говорите, сгорел? — переспросил я. — Жаль, хорошая была машина. И плащ жаль. Я его действительно в салоне оставил, когда уходил…
Птичка Жанна Сергеевна все еще глядела на меня непонимающе. Кажется, в ее головке еще пока не укладывалось, что обгорелый труп в машине — не я. Пришлось объяснять на пальцах.
— Я. Сменил. Автомобиль, — сказал я медленно, делая длинную паузу после каждого слова. — Завел себе новую. «Фиат». Желтый. Отличная машина, с рацией, компьютером… И радаром, что интересно.
— А кто же сгорел? — тупо спросила птичка. Странный все же народ эти женщины! Вместо того чтобы обнять чудом спасшегося из огня мужчину, они интересуются мерзкими подробностями, которые я и сам бы постарался поскорей выкинуть из головы.
— Кто сгорел? — повторил я. — Понятия не имею. Возможно, какой-нибудь тип. Из тех, кто шастает с американской автоматической винтовкой М-16.