Переписка с протоиереем Георгием Флоровским

Сахаров Софроний

Одним из самых сильных впечатлений для меня было следующее: я служил литургию в храме Московской академии в Троице-Сергиевой Лавре; после литургии, когда я давал народу крест, я видел много плачущих лиц. Но одна женщина плакала с таким глубоким страданием, что даже мое сердце заболело. Я взял в левую руку крест, правою взял ее голову и тихо, на ухо, спросил: «Какое у Вас горе?» Она ответила: «Молись, владыка, за меня: у меня сын неверующий». Отошла она от меня с еще большим плачем, я остался пораженный глубиною ее страдания, которое было не меньшим, чем страдание матери, потерявшей единственного сына. Ее слова были для меня как бы ответом на мою мысль: почему и о чем плачут сии люди?

Помню, Старцу Силуану одна женщина писала из Франции, прося его молиться, чтобы Бог избавил ее от необходимости ехать куда-то на работу

в такое место, где не было русского православия. Она говорила в письме приблизительно так: «Я не богослов, я не знаю, что такое ад, но в душе моей его представляю себе, как комфортабельную современную жизнь, только без храма и без молитвы…» Когда я был в России, то вынес впечатление, что самым глубоким «конфликтом» в России является именно конфликт «веры». Одни — плачут о тех, кто отказывается видеть столь явное, «очевидное» Бытие и присутствие Бога, другие — стыдятся, что среди них, в такой передовой стране, как современная Россия, есть еще немало людей отсталых, «суеверных» и не способных к «научному» миросозерцанию. Так что и те и другие — не безразличны. Безразличия, кажется, меньше всего в России. Одни хотят всех привести к Богу, другие — «просветить» и сделать культурными. И вот, когда я услышал слова той женщины: «мой сын неверующий», тогда вспомнилось мне письмо парижской женщины об «аде», как современной культурной жизни, только без Бога, и я подумал: «Вот, Русская Церковь, в своей ненасытной молитве, живет в этом аде неверия».

За столь короткий срок невозможно проникнуть во многое. Но я вынес впечатление, что духовный «конфликт», не выявляемый внешне, быть может, является, по существу, самым актуальным и глубоким в жизни России. Я ни разу, ни от кого не услышал ни одного слова, которое касалось бы политического плана. В аэроплане, в гостиницах, где, по-видимому, можно встретить прежде всего партийных людей, сии последние заняты только двумя мыслями: производство страны и вопрос войны: будет ли или нет? Я, разумеется, говорил, что не верю в возможность войны, и заметил, что им это было приятно. Но верующие люди никак не касались никаких других вопросов, кроме только церковной жизни у них в России и здесь, на Западе.

Много я беседовал с некоторыми сотрудниками Патриархии. Увидел, что они неверно понимают «контакт» с христианским Западом. Они думают, что самый этот контакт, самая «встреча» с ним, приведет их к компромиссам, к утере «полноты» Православия. И когда я говорил, что тот, кто сам знает, во что он верует, кто сам живет действительно «полноту» Православия, тот мысли об утере этой полноты не может иметь. Вопрос вовсе не ставится так, чтобы единения с западными достигнуть путем «компромиссов» в самой вере пашей. Но что соединение, или сближение хотя бы, невозможно иначе, как через бесстрашный контакт в самой духовной жизни нашей, совместной жизни. Невозможно ожидать от западных, чтобы они «жили» полноту догматов Православия, не войдя в общение с нами. После, когда станет ясным из многолетнего опыта, что западные христиане ни за что не хотят принять «полноту» Православия, можно снова поставить вопрос о неудаче этого опыта общения. Но для этого необходимо сделать шаг к общению в молитве с ними… Эти мысли путали моих собеседников. Кто из нас прав — пусть судит Господь. Я ссылался на пример патриарха Сергия, который «не боялся», потому что сам был тверд в своей вере, и принял в Церковь группу' западных христиан с сохранением их обрядов и уставов. Но и пример патриарха Сергия не был для них убедителен. Таким образом, мое впечатление, что необходим еще некоторый срок, чтобы русские люди почувствовали себя более уверенными в своей собственной вере, а затем уже безбоязненно вступили в общение с Западом.

Я видел также редактора «ЖМП» Ведерникова. Он более смелый, свободный и интуитивный, но он еще недостаточно осведомлен о том, что теперь «актуально» в жизни христианского мира, взятого в своем целом.

Недавно послал я Вам некоторые номера «ЖМП» за этот год. Скоро, надеюсь, выйдет из печати моя книга по-английски. Может быть, Вы напишите что-либо в связи с ее выходом? Я очень хотел бы этого.

Также, если расположены, пришлите английский текст какой-нибудь из Ваших статей, чтобы мы могли их перевест и на французский и опубликовать в «Контакт», который с 1 января должен будет выходить в форме книжек, подобных

«Иреникон».

О моей дальнейшей судьбе я еще не знаю ничего окончательного. Из Ноте Office [76] ответ на мою просьбу о разрешении residence в Англии не последовало отказа, следовательно, «нет препятствий» в этом отношении, но самый переезд в Англию для меня связан со многими иными трудностями, и я не уверен ни в чем.

Шлю мой самый искренний привет Ксении Ивановне.

Был чрезвычайно рад встрече с Вами.

Архим. Софроний

76

Home Office — англ.: министерство внутренних дел Великобритании.

Ответное письмо

Мысли о России. На Западе не лучше: нет ни веры, ни богословия. О «реставрации», которая дает иллюзию благополучия. О боязни возрождения святоотеческих традиций. О своих текущих академических планах

Andover Hall, 26 сентября 1958 г.

Дорогой отец Софроний!

Как видите, мы уже дома — с прошлого воскресенья. Ваши письма получили почти одновременно в одно утро: пересланное обратно из R. и переданное о. Василием. Большое спасибо!

Очень интересен Ваш рассказ о московских впечатлениях. Он подтверждает вполне мои догадки: я так и представлял себе положение — во всяком случае, «на верхах». Такое же впечатление получил и один из недавних немецких посетителей проф. Э. Шлинк из Гейдельберга, который подробно рассказывал о своих встречах в России. Великая сила веры и крайняя недостаточность богословской мысли и понимания. В таком же смысле отзывался и Финляндский епископ Павел, который недавно побывал в Советской России. Только и с нашей стороны занавеса в этом отношении положение не лучше. Богословского творчества нет никакого, и потребность богословствования не замечается. Только у нас и вера оскудела. В Греческой Церкви, может быть, еще хуже. От этого многие впадают в разочарование и даже уныние.

Относительно Советской России я давно уже догадывался, что дальше «реставрации» старого порядка воображение не простирается. И «реставрация» дает удовлетворение, создает иллюзию «порядка» и «благополучия». А между тем этот «старый порядок» был весьма не благополучен и не реален (в смысле англ. un-real [77] ). Однако именно этого большинство не желает признать, вопреки очевидности. Когда вышли, в свое время, мои книги о святых отцах, среди откликов был и такой (и это исходило от очень замечательного протоиерея, ко мне близкого): «Напрасно и ДАЖЕ ОПАСНО! Вы напоминаете о беспокойных эпохах церковной истории! Знакомство с отцами откроет недостаточность ходящих учебников и внушит недоверие. Хорошо, что отцов забыли и не к чему о них и напоминать. Так лучше!» Как Вам это понравится?! Сказано это было с большим убеждением. Впрочем, в то же время покойный митрополит Антоний высказался как раз в противоположном смысле: «Слава Богу, что напоминаете об отцах». Его собственное богословие, как и богословие владыки Сергия, было, к сожалению, весьма далеко от святоотеческого, как ни ссылался он на отцов.

77

Англ. unreal — ненастоящий, поддельный, фальшивый; искусственный; ненатуральный; воображаемый.

Вы, впрочем, видели или увидите о. Василия. после его возвращения из Мюнхена, и он Вам расскажет о В.S. съезде [78] . Съезд был в общем удачный, но богословская секция была пестрая и бледная. Интересным был только обмен мнениями о богословии преп. Максима Исповедника в священном собрании, в котором и я принимал участие. Только времени на дискуссию было очень мало. Я очень рад, что Вы переезжаете в Англию. Конечно, будет и там много трудностей, особенно поначалу.

78

Международный съезд византологов в Мюнхене в 1958 году.