Переплетенный
Шрифт:
Он не успел моргнуть, как она оказалась напротив него. Снова в его объятиях.
— На тебя невозможно злиться, Эйден Стоун.
— Как и на тебя. — Он понимал, что должен ее отпустить, но в этот раз руки отказались ему подчиняться.
— Из-за того, что я — принцесса, я провела большую часть жизни взаперти. Правила и инструкции сопровождали меня на каждом шагу, больше, чем кого-либо другого, потому что я должна была вести себя благопристойно и подобающе своему титулу. Я должна была быть такой, какой люди хотели меня видеть: вежливой, элегантной
— Сегодня, — продолжила она, — ты попросил меня остаться с тобой. Ты первый человек, который захотел провести со мной время, поговорить и узнать получше. Знаешь ли ты, насколько сложно перед этим устоять? Райли мой друг, но следить за мной — его работа. И с ним я никогда не могу забыть, кто я и что я есть. Но с тобой… Я чувствую себя нормальной. Как любая другая девушка.
Быть нормальным — это желание было хорошо ему знакомо. И то, что именно рядом с Эйденом она чувствовала себя так, было удивительно.
— С тобой я чувствую тоже самое, — признался он. — Но…
— Перед тобой невозможно устоять, как я и сказала. Мне нужно держаться от тебя подальше, но я не могу. Поэтому сейчас я попрошу тебя не уходить.
Эйден не знал радоваться ему или плакать. Пока она не относится к нему как к пустому месту, он будет стараться быть значимым для нее.
— Я останусь.
Виктория улыбнулась, и это осветило ее лицо.
— Хорошо. Сейчас. А что ты скажешь обо мне? О том, какие чувства я в тебе вызываю?
— Рядом с тобой я тоже чувствую себя нормальным. — «А еще я думаю, что ты лучшее, что могло случиться в моей жизни». Он прочистил горло. — Что еще произошло, после того как твой папа стал вампиром? — спросил Эйден, сделав вид, будто они и не уходили от темы. Будто болтали, как нормальные люди, несмотря на тему разговора.
Девушка, должно быть, представила, что тогда происходило с ее отцом, потому что ее лицо осветила улыбка.
— Он прекратил стареть, его тело становилось все более сильным. Его кожа потеряла цвет, став непробиваемой как броня.
Эйден вспомнил, как она рассмеялась, когда он пригрозил ранить ее кинжалом. «Меня нельзя порезать» сказала она.
— Твою кожу невозможно разрезать?
Она покачала головой.
— Острым предметом — нет.
Это одновременно могло быть и благословением, и проклятием. Нож не мог ее ранить, но тогда и доктор не смог бы ее прооперировать в случае необходимости. Хотя была ли когда-нибудь такая необходимость?
— Ты когда-нибудь болела?
— Однажды, — сказала она отстранено, затем вздохнула и отдернула свою руку.
Очевидно, что последний вопрос заставил ее почувствовать себя неуютно.
— Если твой отец перестал стареть, это значит, что ты почти такого же возраста, что и он? — спросил Эйден, и она расслабилась. — Подожди-ка. Не можешь. Ты говорила мне, что самые старые вампиры не переносят солнце, а ты выдерживаешь.
— Да, я моложе его. Мне всего лишь восемьдесят один год. — Она расчесала его волосы рукой, явно наслаждаясь процессом, и повторила действие снова. — Но я не выглядела все время так, как сейчас. Мы с моими братьями и сестрами взрослеем медленно, очень медленно. Наши матери уже и не надеялись, что мы когда-нибудь перестанем быть капризными малышами.
Он вспомнил карапузов, которых встречал в разных детских домах. Они постоянно устраивали истерики, вопили «это мое» и обрисовывали все вокруг, даже его стены.
— Где сейчас твоя мама?
— В Румынии. Ей не позволили путешествовать с нами.
Эйден хотел спросить почему, но сам не хотел отвечать на вопросы о своих родителях. Поэтому просто сказал:
— Восемьдесят один. Вау. Ты прямо как моя бабушка. Если бы она у меня была, конечно.
— Что за глупости ты городишь, — возмутилась она, но снова улыбнулась.
— За восемьдесят один год у тебя, должно быть, была куча парней?
По какой-то причине ее приподнятое настроение тут же испарилось. Она виновато отвела глаза.
— Только один.
Только один? Откуда это чувство вины?
— Почему?
— Он был единственным парнем, которого одобрил мой отец.
Значит, отцовское благословение было для нее важным. К несчастью, получить его Эйдену явно не грозило. Сколько же оставалось времени, прежде чем Виктория его бросит? Прежде чем покинет его, чтобы никогда не вернутся? Сколько пройдет времени, пока она не начнет встречаться с кем-то, кто приглянулся ее отцу?
Эти вопросы не давали ему покоя, и он безумно хотел получить на них ответы. Он должен показать ей, как хорошо все может быть между ними. Сделать мечту реальностью, пока еще не поздно.
— Я ведь говорил тебе, что могу видеть будущее?
Она рассеянно кивнула, вероятно, сбитая с толку внезапной переменой темы.
По его телу пробежала нервная дрожь. Просто скажи это, расскажи ей.
— Я видел нас вместе. — Хорошо. Теперь остальное. — Я знал, что ты придешь ко мне еще до твоего приезда.
Она замерла, нахмурившись.
— Чт-что мы делали? Когда были вместе?
Эйден не стал упоминать, как видел ее пьющей кровь у него из шеи. Он не хотел ее отпугнуть, ведь она и так держалась с ним настороже.
— Мы… целовались.
— Ты и я, це… ловались, — выдохнула она. — Я бы этого хотела, видит бог, хотела бы. Но я не могу. Все закончится тем, что я буду пить твою кровь, а я не хочу, чтобы ты видел меня подобным образом.
Было ли это единственным, что ее сдерживало?