Переполох в Тридевятом, или Как женить Кощея
Шрифт:
— Ой, держите меня, держите! Я падаю-у-у! — вжих! И Сима оказалась внизу.
— Ну что, туристка, как грибочки? Наелась? — съязвила Люба.
— Погодь! — фыркнула Сима, облизывая указательный палец и поднимая его вверх — проверить направление ветра. — Пошли туда! — указала она в одну из сторон.
— Почему туда?
— Ветер попутный, легче будет идти!
И бабульки снова рванули в лес.
Глава 2
Через двое суток.
— Не
— Когда ты его поймаешь? Да от аромата твоей юбки вся лесная живность разбежалась.
— Ой, а от тебя, прям карамельками пахнет… Вообще-то мы обе в медвежий помёт угодили. А строишь из себя королеву. Тьфу! — отмахнулась Серафима, продолжая делать ловушку для мелкой дичи.
— Сим, а Сим, а ты уверена, что она сработает? — подозрительно сощурив глаза, поинтересовалась Люба.
— Конечно, не сработает, если ты, как и в прошлый раз будешь бегать и орать!
— Меня тогда оса укусила!
— А не фиг было в улей лезть!
— Я ж не знала, что там осы, а не пчёлы. — начала оправдываться Люба. — Я ж хотела мёда добыть!
— Ага, а добыла одни неприятности на наши пятые точки! Мне до сих пор сидеть больно!
— Мне тоже, но зато радикулит прошёл!
— Мозги твои мимо прошли, а не радикулит!
— Делай давай свою ловушку. А то два дня голодом сидим, так и помереть не долго.
Люба недовольно сощурила глаза и отошла в сторону, чтобы не мешать более опытной подруге заниматься добычей провизии.
Через пару минут, когда ловушка была установлена, бабульки притаившись в кустах, бдели.
Засада длилась несколько часов. Как вдруг на небольшую полянку, за которой так пристально наблюдали две пары голодных глаз, выскочил небольшой серенький зайчик. Осторожно навострив длинные ушки, он обнюхивал ловушку.
Бабульки радостно потирая руки и исходя слюной, предвкушали скорую добычу, но их планам не суждено было сбыться — недалеко, буквально за их спинами раздался протяжный волчий вой. Липкий страх нестройным табуном мурашек пробежал вдоль позвоночников незадачливых охотниц.
Насмерть перепуганный заяц ломанулся сквозь густую чащу. Подгоняемые животным страхом, бабки припустили следом. Скрепя своим ревматизмом, преодолевая препятствия в виде валунов да валежника, продираясь сквозь густые заросли шиповника да ежевики, старушки обгоняя одна другую, оставили позади себя перепуганного зайца. Животное же драпало по уже проложенной тропе со свисающими с веток клочками одежды и пучками волос. Вид у бабок был ещё тот.
— Беги Любка, беги! Только медленно беги, пущай тебя волк сожрёт, а я ещё пожить хочу-у-у!! — верещала Симка, перепрыгивая сухие ветки, совершенно забыв про все свои болячки.
— Ты старше меня, тебе и помирать первой! — кричала её подруга, толкая Серафиму локтем в бок.
Сзади снова раздался протяжный вой, и бабкам показалось, что он с каждым разом становится всё ближе и ближе.
— Нам бы, Симка сейчас скипидарчик не помешал! — вопила Люба, обгоняя подругу.
— Посторонись, а то зашибу! — не отставала от неё Сима.
— Скорости, скорости переключай, а то врежешься!
Бабульки так вопили, что не заметили, как выскочили из леса, оказываясь вблизи проторённой дороги, по которой на вороном коне ехал, закутанный в длинный чёрный плащ, путник. Создавалось впечатление, что наездник, погружённый в свои мрачные думы, совершенно не замечает выскочивших на дорогу ополоумевших от страха женщин. Поэтому подруги, пытаясь привлечь к себе внимание, усиленно замахали руками и закричали наперебой: «Мужик, спаси-и-и!»
Конь, испугавшись резких звуков, встал на дыбы и пронзительно заржал, молотя копытами по воздуху. Путник, не удержавшись, с грохотом вывалился из седла прямо на дорогу.
Конь, оставляя за собой клубы пыли, резво умчался вдаль, а бабки, разинув рты от изумления, склонились над поверженным мужчиной.
— Ох, Люб, знаешь, мужики всегда передо мной в штабеля укладывались! Но чтоб вот так к ногам падали — никогда, — томно вздыхая, произнесла Сима, разглядывая незнакомца.
— Смотрите-ка, штабелеукладчица нашлась! Это когда было-то? В девятьсот лохматом веке, когда мамонты по земле шастали?
— В каком лохматом? В каком лохматом? Буквально позавчера Петрович у моих ног ползал. — возмутилась Сима.
— Тю-ю-ю, да этот алкаш у чьих только ног не ползал. — хохотнула Люба.
— Ну тебя. — махнула рукой Сима, продолжая разглядывать незнакомца.
Его темные длинные волосы разметались по пыльной земле. Веки плотно сомкнуты, а кожа, освящённая яркими солнечными лучами, казалась слишком бледной.
— Ой, миленькай, да шо ж ты такой бледный? — хватаясь за сердце, вскрикнула Симка.
— Эк его от нашей красоты пробрало! — поддакнула её подруга.
— Любк, да ты глянь, он же — в тюрьме сидевший. Погляди, какие наколки — во всю грудь. А тощи-и-ий! — сокрушалась старшая, разглядывая обтянутые кожей рёбра.
— Бедненький! Совсем голодом заморили, душегубы! — потрясая кулаком в воздухе раздухарилась младшая.
В распахнутые полы плаща было видно не только тщедушное тельце, но и его нехитрый скарб в виде небольшой сумки через плечо. Любка, смело сунула руку во-внутрь сумки и, радостно взвизгнув, достала оттуда два спелых румяных яблока.
— Прости, милок, но кушать очень хочется!
От воплей и визга женщин, мужчина пришёл в сознание.
— Вы кто? — просипел он, вытаращив глаза на эти всклокоченные недоразумения.
Вздрогнув от неожиданности, Люба выронила с таким трудом надкусанное беззубым ртом, яблоко.
— Тьфу ты, напугал окаянный! — сплюнула она, пытаясь подхватить руками обронённый плод.
Мужчина, обтирая лицо от кусочков яблока, зло уставился на бабку.
— Ведьмы?
— Где? — всполошились бабульки, нервно оглядываясь по сторонам.