Переворот (сборник)
Шрифт:
— Спроси его… Как нам лучше поступить, если вдруг у кишлака объявится банда? Пусть посоветует, что делать?
Солдат переводил вопрос долго и старательно, явно не по теме увлекшисьразговором со стариком.
— Что-то ты, дорогой, тянешь, — сказал капитан укоризненно. — Я говорил коротко.
— Ах, товарищ капитан, — вздохнул Кадыржон, — вы говорили не только коротко, но и очень плохо. Я перевожу вас красиво и благородно. В результате к вам возникает большое уважение, как к мудрому человеку.
— Ну, брат, ты ко всему еще и наглец! — сказал капитан и улыбнулся. — Я, значит, плохо говорю, и ты меня улучшаешь. Какую же мудрость ты мне приписываешь?
— Самую элементарную — вежливость. Вот вы подошли к старому человеку, значит, надо проявить уважение и внимание. У старого Шамата большая семья. Дети, внуки, правнуки. Его просто необходимо обо всех спросить. Поинтересоваться, как здоровье, как дела. Вот я обо всем этом и спрашиваю. А он удивляется — какой у нас капитан вежливый и обходительный.
— Все, Кадыржон, устыдил, — признался Курков. — Давай, во искупление греха, присядем и поговорим не торопясь.
Старик приглашающе закивал, и они уселись рядом на глинобитных блоках.
— Теперь все же задай вопрос, — сказал капитан. — Как быть, если объявится банда. Может, какие пожелания у них будут?
Кадыржон перевел. Старик слушал, кивая.
— Совет просите, уважаемые? Это похвально. Мужья, отвергающие совет, не прибегающие к опыту старших, бывают повержены в прах самой жизнью. Мудрости ее в одиночку познать не может никто. Вас, наверное, не зря наименовали шурави — люди совета. Совет всегда собрание мудрых. Значит, шурави — люди совета, люди мудрости. — И без перехода спросил: — У вас стариков уважают?
— Да, конечно.
— Это хорошо, — заметил Шамат. — Тогда мой совет — не ходите нигде без оружия. Это недостойно воина.
— Оружие у нас есть, — сказал капитан. — Но не с собой. Мы ведь пришли к друзьям.
— Воистину сказано: смелый боится до безрассудства прослыть трусом. Но разве это не правда, что удалец без меча подобен соколу без крыльев? Зачем храброе сердце безрукому?
— Спасибо за урок, — сказал капитан и прижал руку к груди. — Кадыржон, сбегай за автоматами!
— Ты победишь, сынок, — сказал старик, когда вернулся солдат и принес оружие. — Ибо сказано: удача на стороне тех, кто слушает советов старших. Но и самому нужно думать. Пастух среди баранов не оставляет палку в стороне. Кто знает, не ходит ли рядом волк в овечьей шкуре. Ты меня понял, уважаемый?
— Вы заметили, товарищ капитан, — сказал солдат, — на ваш вопрос он так и не ответил.
— Повтори его.
— Не надо. Раз он сделал вид, что его не спрашивали, значит, отвечать не хочет. Считает, что кишлак сумеет постоять сам за себя.
— Уж не таким ли оружием? — спросил Курков и кивнул на ружье, которое покоилось у старика на коленях. То был «винчестер», родившийся не менее чем полстолетия назад. Старик, проследив за взглядом капитана, понял, что речь идет о его оружии, и крепче сжал цевье костлявыми пальцами.
— Спроси его, Кадыржон, много ли кишлачных в банде у Шаха?
— Он говорит, немало.
— Почему же они ушли отсюда, от мирной жизни?
Солдат перевел вопрос. Старик подумал и заговорил:
— Пришельцам трудно понять, что движет людьми наших мест. Но, скажу вам, по доброй воле мало кто из них поменял место у домашнего очага на ложе среди камней гор. Мало кто, уважаемый.
— Он говорит, — перевел Кадыржон, — что нам их трудно понять…
— Погоди, — прервал его капитан. — Ты, смотрю, очень хорошо устроился. Он мне десять слов шлет, ты переводишь пять. Выходит, сам поглощаешь виноградный сок речей тех, с кем беседуешь, а мне кидаешь выжимки, которые не угодны тебе самому. Вот что, друг, давай перестраивайся, или я твою высокую ученость сменяю на обычную добросовестность. Сделай все, чтобы продукт мысли, предназначенный капитану, до него же и доходил.
— Товарищ капитан! — округлив глаза и широко улыбаясь, воскликнул Кадыржон. — Да вы прекрасно говорите! Даже я не сумел бы так сказать, благослови аллах моего командира!
— Даже ты? Ай, молодец! Ты что, все время считал, что ротный умеет только командовать? А он вдруг вышел из послушания и заговорил. Ужас! Ладно, Кадыржон, давай переводи один к одному.
— Есть, перевожу. Он сказал: «Пришельцам трудно понять, что движет людьми наших мест…»
Капитан слушал перевод, поглаживая правую бровь пальцем. Кивал с пониманием.
— Спроси теперь, почему без доброй воли их люди все же служат Шаху? Не проще ли взять и уйти?
— Близость к Шаху сродни близости шеи к лезвию топора, — сказал Шамат. — Ибо сказано: купаться рядом с крокодилом или сосать яд изо рта змеи не опаснее, чем отказаться служить Шаху, быть вблизи от него…
— Что же собой представляет этот Шах? — спросил Курков. — Разговоров о нем много, но я в них еще не разобрался.
— Лицо Шаха перемазано грязью подлости, душа — сажей злобы! — Старик произнес это сурово и резко. — Этот желчный пузырь в шапке величия протянул руку насилия к имуществу слабых и не хочет ее убирать.
Старый Шамат огладил бороду и замолчал. Он обрисовал главаря душманов и был доволен исполненным долгом.
— А что, — заметил Курков, — очень впечатлительно. «Желчный пузырь в шапке величия». Очень… Спасибо, уважаемый. Как я понимаю, Кадыржон, большего он не добавит.
— Я тоже так думаю, — согласился солдат. — Но на всякий случай спрошу.
— Нет, лучше задай вопрос, как в кишлаке отнесутся, если мы Шаха зажмем.
— Укоротить руку насильника, — ответил старик, — значит сохранить розу благоденствия в цветнике радости…
Они стали прощаться.
— Пожелаем вам, уважаемый Шамат, — сказал Курков, — долгих лет жизни, мир вашему дому, благоденствия большой семье.
Он ожидал в ответ слов благодарности, но старик отвечал на пожелание глубоко философски:
— Все в руках аллаха, уважаемые шурави. Не в нашей воле пожеланиями и молитвами убавить или прибавить то, что определено книгой судеб. Жизнь каждого человека — тонкая нить, которую аллах держит в руке. Вы знаете, что будет с вами завтра? Будете живы или умрете?