Переворот
Шрифт:
— Но когда ты успела?
— Да почти сразу. Поговорила с Серафимом, и всё.
— С кем? А, с Серым, что ли? Командором?
— Да.
— Понятно. Ладно, пора собираться.
Все пожали друг другу руки, и ушли из тюрьмы. Малрой вновь остался наедине со своими мыслями. Но на душе теперь было намного легче. Демонесса вдохновила его своей добротой. И тот стал мечтать о том, что будет делать на свободе.
Тем временем Джаари не успокоилась. Она предполагала, что изматывающая работа может оборвать жизнь заключённого раньше, чем у того закончится
— Дорогой, а можно как-то повлиять на работу Малроя? Чтобы он не помер раньше времени.
— Лампочка, добрая душа, не волнуйся за это. Системе выгоднее, чтобы Малрой и все остальные оставались в живых. Человеческие технологии прекрасно справляются с тем, чтобы не допустить преждевременной смерти. Его, конечно, помотает. Но все показатели организма фиксируются в компьютере. И если что-то будет идти не так, Система сама снимет с него обязательства пахать. Так что не переживай, Малрой отсидит положенный срок и после выхода восстановится во всех смыслах. В Департаменте он, скорее всего, уже не сможет работать, но Система что-нибудь найдёт для него. Конечно, всё это я говорю с учётом того, что Малрой вновь не накосячит и чего-нибудь не учудит за это время.
— Поняла. Ладно, убедил, спасибо.
Поздним вечером Зурис и Виктор сидели у костра. Командор озвучил свои мысли.
— Ещё пару месяцев назад мне бы и в голову не пришло, что мы будем вот так сидеть, попивать эксклюзивную бурду и мило беседовать. Но у меня и сейчас на самом деле не вяжется такая картина с твоим образом садиста.
— Садиста? Если Эльза рассказала вам всё более красочно, чем мы…
— Блин, нет. Я не об этом. Ваши постельные дела…, я по крайней мере их не обсуждаю. Я о твоих пристрастиях к пыткам.
Зурис ухмыльнулся.
— Если я делаю это скрывая эмоции, то сразу живодёр и пыточник? Ты со мной никогда не был дружелюбен, и мы уже выяснили, почему.
— Ну а что остаётся думать? Как не допрос или какая-нибудь миссия, твой кинжал в крови. И твоё лицо вовсе не безэмоциональное, чего заливаешь. Я же видел, как ты ухмылялся и до, и после, и во время своих… как это ещё назвать?
— Но ты даже не спросил меня. Молча сделал выводы.
— Хорошо, я спрашиваю сейчас. Что всё это значит? И не отнекивайся простыми фразами на отъ_бись.
— Я тебя понял. Для начала скажи, кто из наших вызвался хоть раз на подобные допросы?
— А, и ты решил взять эту ношу на себя?
— Отчасти. Мне действительно нравится мой кинжал, нравится ощущать, как он режет чью-то плоть. Можешь считать что угодно, но я при этом не считаю себя психом, маньяком или кем-то ещё. Я прекрасно понимаю, что тот, кто напротив меня, попал в эту ситуацию не просто так. Ты скажешь, что в моих силах что-то изменить. Но я в это не верю.
Виктор видел противоречия в словах товарища.
— Ты сейчас сам сказал, что чувствуешь удовольствие от резни. Так чего ты мне хочешь доказать?
— Я? Доказать? Мне все равно, что ты думаешь, Виктор. Но ты переиначиваешь смысл мною сказанного.
— Я просто говорю твоими же словами.
— Нет, ты вырываешь их из контекста и утрируешь. Я сказал, что мне нравится резать плоть. Но ключевым фактором является то, кому эта плоть принадлежит. Думаешь, я позволю себе резать ребёнка или ещё какого-нибудь немощного?
— А разве нет? Ты ведь это уже делал.
— Что-о? — Зурис настолько возмутился, что встал с места. — Ну-ка, ну-ка, может, я чего про себя не знаю?
— Миссия с заброшкой. Ты и твои люди заняли позиции на холме, я со своими спустились к огромному валуну. На нас нападает дрон и начинается суета. Из заброшки выбегают дети, слышатся выстрелы. Отряд Серого окружает людей и загоняет всех обратно, попутно сбивая предательские дроны. Мы все понимаем, что в живых остался только один явный бунтарь. Но ты хватаешь первого попавшегося пацана и идёшь в другую комнату. Слышатся крики. Мне продолжать?
Но реакция Зуриса была странной. Он начал судорожно смеяться и материться.
— Ахаххах, су-у-ука. Да-а-а. Забавно получилось, конечно. Именно так, как я и хотел. Даже слишком хорошо. У него был чип, понял? И этот малец сам попросил меня его вытащить из под кожи. Но мы с ним договорились о том, что я его якобы пытал, чтоб другие пленные всё рассказали.
Виктор замолчал и недоумевал.
— Бл_ть, Зурис, но почему ты никому не сказал об этом потом? Тебя и до этого не особо любили, но с того момента тебя стали считать наглухо отбитым. Зачем оно тебе?
— Не нужна мне ваша любовь. Всё, что связано с любовью, обречено на душевные муки и вечные страдания.
— Скажи это Эльзе.
Теперь замолчал маньяк.
— Что? Не вяжется что-то, да? Может, пора меняться и менять мир вокруг себя?
— Может, и пора, — усаживается тот обратно в лёгкое кресло.
Сделав несколько глотков, островолосый продолжил.
— Да, я знаю, что сам себе противоречу. Я просто не думал, что кого-нибудь найду себе. А она всё время была рядом. Сначала в отделе аналитики, потом и в штаб перебралась. Классная девка, целеустремлённая. Но почему-то я считал себя недостойным её. Уж слишком хороша была. Да и сейчас. И если бы ни беда с Крисом…
Выдержав паузу, Виктор подметил:
— Тебе и Крис бы не помешал, если бы ты сам себя не загнал в образ убийцы. Конечно, все мы не без греха, но ведь ты это, в общем, сам знаешь.
— Знаю.
— Это из-за отца?
— Отчасти. Для вас всех он герой, защитник стены. Но отец из него хреновый. Или нет. Не знаю. Всё-таки я один из лучших. У меня прекрасные боевые навыки, прохожу любые вылазки почти без царапины. Но… но это скорее отсутствие женского влияния. Наша мать, в смысле, моя мать неизвестно где. По словам отца, она всегда была слаба на передок, а то, что я родился — чудо. Потому что она хотела сделать аборт. Отец даже не уверен, что я его сын. Не верил, до тех пор, пока мы не сдали тест и не проверили через Систему, когда появилась такая возможность.