Перевозчик
Шрифт:
Одна дверь, другая, третья, и они вошли в лабораторный зал, где, к облегчению Роджера, совсем не пахло дезинфекцией и строгими докторами.
– Проходи к панели и ложись на стол – руки мыть не обязательно, – с улыбкой произнес Янгер, и двое лаборантов в белых халатах, с закрытыми масками лицами, приветливо помахали пациенту.
– Ты со мной? – спросил Роджер, чувствуя некоторое волнение перед процедурой.
– Я должен отлучиться, – нехотя ответил тот, кивнув на зеркальную панель, за которой – Роджер знал это наверняка – находилось
– Ладно. Передавай им привет.
Янгер отправился на доклад, а Роджер подошел к столу, мало похожему на операционный – скорее на твердую кушетку на приеме у психолога.
Одно время, после увольнения, он ходил к такому мозгоправу и страдал от жесткости его кушетки. Сеансы мозгоправа не помогали, а неприятные ощущения от них запомнились надолго.
– Ложитесь, сэр, – произнес один из лаборантов. Его жесты были приветливы, однако глаза скрывали защитные линзы, такие же непроницаемые, как зеркальные панели, за которыми пряталось всезнающее начальство.
Роджер лег, глубоко вздохнул и улыбнулся подошедшему лаборанту, который включил укрепленный на штанге прибор с мощным оптическим концентратором. Роджер понял, что с помощью именно этой штуки на его шкуру и будут наносить тайное донесение.
«Что ж, я готов», – сказал он себе, понимая, что будет немного больно – покалывание, легкое жжение и все такое. Он был готов к этому, когда ставил подпись в папке Янгера. Неприятная процедура, конечно, но неизбежная. Жаль, что алкоголь почти выветрился, сейчас подошел бы «зеленый фонарь». Ах, Тони, как тебя будет не хватать.
Неожиданно к столу подошла сотрудница без маски и с большим вырезом на груди.
«Вот это формы!» – поразился Роджер, заметив, как колышутся при каждом движении ее груди.
– Я могу сделать вам укол, мистер Вуйначек? – спросил она.
– Разумеется, красотуля, для тебя – все, что угодно.
Сотрудница приставила к плечу Роджера инжектор и, качнув напоследок грудью, сделал выстрел. Бац!!!
И еще до того, как что-то почувствовать в голове, Роджер ощутил свою полную беспомощность. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он не мог моргать, даже дышал с большим трудом. Тем не менее из-под стола вышли манипуляторы с захватами и намертво зафиксировали его руки и ноги, а затем вместо концентратора над прикованным к столу телом пациента появился лазерный ризограф.
«А вы, суки…» – мысленно выругался Роджер, понимая, что его подставили.
«Если выживу – убью их всех. И эту суку с сиськами – первую!..»
14
Со стендовой панели из-за зеркального одностороннего экрана было хорошо видно, как дергалось под ударами лазерных зарядов тело Роджера Вуйначека, и временами Янгеру казалось, что на месте вспышек он видит поднимающийся дым.
– Вам с ним придется объясниться по этому поводу, – заметил директор, посасывая потухшую сигару.
– Объяснюсь, сэр. Главное чтобы он после этой процедуры смог ходить.
– Будет ходить, не волнуйтесь. Я вижу, что вы переживаете, но не беспокойтесь, все закончится хорошо. Объясните ему, что благодаря этой процедуре мы получаем четырехмерную защиту, такого до нас еще никто не добивался.
– Насколько я знаю, сэр, после подобной процедуры никто не выживал.
– Выживали, майор, вы ошибаетесь.
– Я имею в виду, что из людей никто не выживал, а про удачу с двумя последними свиньями мне известно.
– Откуда? – Повернулся к нему генерал.
– Слухи, сэр.
– Слухи, – кивнул директор службы и вздохнул. Потом посмотрел на потухшую сигару и сунул ее в наружный карман, снова принявшись наблюдать за извивавшимся на операционном столе Вуйначеком.
– Как-то слишком сильно он дергается, правда?
– Ему больно, сэр.
– Больно-то больно, но я начинаю сомневаться в его физической кондиции. Вы проверяли его?
– Каким образом, сэр?
– Каким-нибудь подходящим. Натравите на него грабителей, посмотрите, как он справится.
– Хорошо, сэр.
– Вот и славно, я пойду. Когда появятся результаты проверки – сообщите.
– Разумеется, сэр. Сразу же.
Директор ушел, и вскоре после этого Вуйначека на каталке повезли в изолированный бокс. Янгер, тотчас спустившись из начальственной ложи, последовал за лаборантами.
Подождав, когда они вышли и заперли стальную дверь с большим окном из бронированного стекла, он подошел к нему и заглянул в бокс, где под изотермическим одеялом лежал Вуйначек.
Хорошо генералу, ляпнул – объяснись с ним, и ушел, а ему придется объясняться.
– Как он, не пережарили вы его? – спросил Янгер.
– Не пережарили, – буркнул лаборант сквозь маску, из-за которой его нельзя было опознать. Вроде это был Френдберг. Маска искажала тембр голоса, поэтому лаборант мог и надерзить, прячась за секретность рабочего статуса. Теперь невозможно было узнать, кто именно работал в ту или иную смену, если сам лаборант не хотел этого.
«Завели, блин, порядочки», – вздохнул Янгер.
– Ну что, может, уже запускать его? – спросил лаборант. – Я с утра не жрамши – четвертая операция без перерыва.
– Запускайте, – кивнул Янгер.
Лаборант щелкнул дистанционным пультом, и тело под блестящим одеялом дернулось.
– Ну вот, он отлично реагирует, показатели в норме, – сказал лаборант, поглядывая на панель приборов, вмонтированных в стену над каталкой с пациентом.
Вуйначек отшвырнул одеяло и соскочил с каталки на пол, но ноги не удержали его, и он упал.
Звука падения слышно не было, как и слов, которые выкрикивал пострадавший.
Схватив легкий лабораторный стул, швырнул его в окно. Стул разлетелся вдребезги, но бронестекло едва дрогнуло, а Янгер стал знаками показывать, что ничего не слышит.