Переяславская Рада (Том 1)
Шрифт:
Из всех этих обстоятельств, ваши милости, легко можете представить себе, чего надо ожидать на весну. Это вскоре обнаружится, ибо, согласно с договором, казацкое войско после Рождества Христова должно перейти на ту сторону Днепра, что, вероятно, выполнено не будет. Итак, извольте, ваши милости, серьезно взвесить все эти обстоятельства, которые всякий раз подтверждаются из разных источников и которые на предстоящем сейме будут вам доподлинно доказаны, а ныне по-отечески сообщаются вам его королевской милостью, нашим наияснейшим королем.
Подумайте
По личному повелению его королевской милости – Ремигиан Пясецкий, правитель государственной канцелярии".
...Впервые за много лет читали грамоту такого содержания на местных сеймах...
Глава 2
В тот год комета снова взволновала людей и вселила тревогу в сердца тех, кого беспокоили дурные приметы...
Шляхта возвращалась в маетки. Татарские загоны бродили по дорогам, делали наезды на села посполитых и почти совсем обезлюдили юг страны.
Оставляя за собой пожарища, вопли и стоны поруганных и обиженных, гнали татары в неволю пленниц и пленников.
Тяжелые мысли терзали сердце Мартына. Великой неудачей окончилась баталия под Берестечком. Думалось: удержится ли на белом свете воля, так трудно добытая? Думалось: не станет ли гетман на сторону шляхты, не пойдет ли на поклон в Варшаву, а то, может, подастся за море искать милости у турецкого султана?
Последние месяцы Мартын все время был в дороге. Капуста, его начальник, гонял Тернового по всей Украине. Универсалы, грамоты, тайные приказы возил во все концы Мартын. Повидал свет. Наслышался такого, что и за неделю не разберешь: где правда, а где не правда?
К примеру, в Переяславе, когда ночевал у казацкого сотника Дериземли, Мартын слышал, как толковали между собою проезжие казаки:
«Гетману Хмелю теперь одна забота – как бы свое золото выручить. Под Белою он панам продался, кинул войско, а теперь собирается в Стамбул утекать. Шляхта саранчой движется на Украину. Время терять – опасность смертельная. Пока не поздно, надо всем в московскую землю податься».
Казаки толковали между собою тихо. Мартын притворился, будто спит, но их речи долго не выходили из головы. Мартын хотел знать, – что бы там ни было, а он должен знать, – вправду ли оно так, как люди говорят? Вправду ли изменил гетман? Приехав в Чигирин и улучив минуту, рассказал о тех казаках Капусте. Полковник закрыл утомленные глаза, с укором покачал лысой головой:
– Плетут черт знает что.
Капуста успокоил Мартына, а про себя
Между тем, множество посполитых шло на север. Старались пробираться малоизвестными дорогами, потому что был слух: гетманские дозорцы задерживают и возвращают всех в села. Скрипели давно не мазанные возы, ржали лошади, осенняя степь колыхалась перед глазами, как желтое море, где-то у края неба синею стеною стояли густые леса Путивльского воеводства.
Там, у синей черты горизонта, лежала земля братьев, и туда текли, как текут ручьи весной, вливаясь в большую, многоводную реку, обозы посполитых, мужчины и женщины, стар и млад. Словно снялись с мест хаты по всей Украине и пустились странствовать.
Уманский полковник Осип Глух отдал приказ: на всех шляхах расставить дозоры, обозы, идущие по землям его полка, задерживать и возвращать на свои места.
Мартын Терновый прискакал в Умань с поручением Капусты. Сидел в просторной горнице, в богатом доме полковника. Хотя Осип Глух и не таковский был, чтобы казака сажать за свой стол, но служба Мартына в гетманской канцелярии, а тем более особое поручение Капусты, которое он привез, заставили полковника быть радушным.
Широкий в плечах, статный, Осип Глух угощал Мартына обедом. Служанка подавала кушанья.
Мартын видел, что хозяин не слишком рад его присутствию, но как будто имеет в виду кое-что у него выведать. Осип Глух щедро подливал гостю в серебряный кубок горелку, хотя сам пил мало и нехотя.
– Что же это Капуста пишет? – оскорбленно развел он руками. – Не чинить препятствия посполитым, пускай вольно в московскую землю идут... разве это дело?
Лицо полковника налилось кровью, он ударил кулаком по столу и в гневе поднялся на ноги.
– Разве это дело! – повторил он. – Посполитые оставляют села, хлеб стоит неубранный, жгут свои дома, все чисто с собой забирают. Не знаю, зачем такие приказы писать. А я своих дозорцев и дальше буду посылать, пусть возвращают всех назад...
– Куда, пан полковник? – перебил Мартын.
– Как это, куда? Известно...
– На растерзание Калиновскому или Корецкому или на ясырь татарам?
– А про татар, уж если ты такой разумный, у гетмана спроси, у Капусты разведай. Я ли их кликал, побей их нечистая сила... Да что говорить!
Глух замолчал, встревоженно поглядывая на Тернового. Может, что лишнее сболтнул. И, чтобы загладить свой промах, заговорил другим тоном:
– Известно, гетману тяжко, кто ж того не понимает? Но такое творится, что и сам дьявол рога свернет, пока уразумеет.
Мартын опустил голову. Он знал, что возразить полковнику, – да стоит ли? Пожалуй, нет! Решил сидеть молча, позволяя полковнику сделать относительно себя малоутешительный вывод, что «казак не больно толковый».
И Глух распоясался: