Перейти грань

Стоун Роберт

– Слышал, – отозвался Стрикланд. – Тщеславный и много о себе мнящий Мне нравятся такие.

Фрея осуждающе покачала головой, но взгляд ее был полон нежности.

– Для меня важны и те, кто сидит на берегу, – добавил он, – Пресмыкающиеся из штаб-квартиры.

– Он не стесняется, этот парень. – Фрея имела в виду Стрикланда. – Ты не делаешь секретов из своих планов.

– Какие там еще секреты! – махнул рукой Стрикланд.

Вечером он достал свой «олимпус» и отправился с Памелой в город. Они начали с выпивки в «Львиной голове», а затем продолжили у «Франса». Лучшие дни этого клуба близ Хьюстон-стрит в нижнем Ист-Сайде миновали,

теперь за вход в него брали всего семь долларов, но Памела потянула Стрикланда именно сюда, потому что здесь можно было купить кокаин по оптовой цене. Он согласился, поскольку вход вместе с кокаином обходился здесь дешевле, чем просто обед в одном из фешенебельных французских ресторанов, которые обожала Памела.

Они спустились в подвал, где рядом с танцевальной площадкой был небольшой бар.

Памела отоварилась у лохматого бармена, выходца с Мартиники, и ее потянуло танцевать.

– Иди и танцуй. – Стрикланд подтолкнул ее к площадке. – Там ты обойдешься без меня.

Этим вечером выступала довольно приличная группа из Лос-Анджелеса «Малонаселенный Вавилон», которая вернула сюда часть бывших завсегдатаев «Франс» Памела исполняла свой сольный танец, и Стрикланд достал камеру. Он для того и пришел сюда, чтобы посмотреть на танцующую Памелу. После нескольких мелодий она ретировалась в туалет, чтобы вскоре появиться оттуда заново родившейся на свет. Теперь у нее появился партнер – корреспондент мелкого французского журнала с плешью на макушке, но с волосами до плеч. Впрочем, она почти не обращала на него внимания.

Стрикланд не мог отвести глаз от Памелы, когда она вновь оказалась на площадке. Танцевала она великолепно, с грациозностью дикого животного и в слегка эксцентричной манере. Партнеру-французу было далеко до нее. Танец превращал падшую и униженную в процветающую звезду из мира куртизанок. Все беды и обиды остались позади, хотя было видно, что силы уже начинали покидать ее.

Прихлебывая пиво, Стрикланд наблюдал за Памелой. На ее вытянутом и заостренном лице с огромными зелеными глазами все явственнее проступало выражение обреченности. И страха. Страха перед неизвестностью, усмешкой сумасшедшего, неожиданным одиночеством. Настороженный взгляд выдавал в ней натуру слабую, надломленную и несчастную. В одинаковой степени она могла быть и величайшей преступницей, и жертвой величайшего преступления. Заглядывая в будущее, Стрикланд представлял себе кровавое убийство, вырывающееся из окон пламя, Тауэр…

«Малонаселенный Вавилон» продолжал усердствовать. Танцоры заламывали руки и извивались, как могли. Это был канун уик-энда, и на площадке толпилось довольно много народу: несколько негров, знающих толк в танцах; несколько похожих на Херси студентов и группа белых – выходцев из Англии, явно пребывающих «на дне». Эти выставляли в танце свою похоть и порочность. Стрикланд отметил, что они почему-то всегда были лучшими танцорами на площадках. Отблески света плясали на их угловатых лицах.

Улучив момент, Стрикланд щелкнул камерой. Как и другие белые в этом заведении, Памела считала, что ее уловки никому не заметны. «Но я-то вижу», – думал Стрикланд. И он действительно видел, но находил в этом мало утешения для себя.

«Что из того, – спрашивал он себя, вглядываясь в лица через объектив, – что я вижу и понимаю так много? Что моя камера никогда не лжет? Если я такой проницательный, то почему я не становлюсь богаче, талантливее, мудрее?»

Мало что было ему неведомо о

роде человеческом, его болячках и жалких помыслах. Но он не умел и не хотел наслаждаться этим. «Надо уметь получать удовольствие от своего понимания, – думал он. – А без этого твое понимание превращается в твою же пытку».

Происходившее во «Франс» этой ночью напоминало светопреставление, разыгранное дьяволом на обломках людских судеб. Он вскинул камеру и снова поймал объективом танцующих. «Ужасное приспособление, – крутилось в мозгу, – оно никогда не лжет».

И тут вдруг кто-то вырвал камеру из его рук. Повернувшись, он увидел перед собой костлявого вышибалу с обритой наголо головой. В ухе у него болталась серьга.

– Мы не собираемся никого предупреждать, – объяснил громила.

– Не прикасайся своими грязными пальцами к линзам, – предупредил Стрикланд.

К вышибале поспешил присоединиться лохматый бармен.

– Никаких снимков здесь, сеньор.

Стрикланд отступил назад и выставил вперед раскрытые ладони, словно находился под прицелом пистолета. Эту позу он принимал в любом уголке земли, когда ему что-то угрожало.

Из-за плеча вышибалы он увидел, как к ним бросилась хозяйка клуба Билли Байлисс. Билли была небольшого роста, а цвет ее лица напоминал лимонную норку – результат неумеренного употребления грима. Одетая в красный охотничий жилет и длинную узкую юбку, она приближалась мелкими злыми шажками.

– Ой! – закричала Билли, тяжело дыша и хлопая опухшими глазами. В своей суетливости она была похожа на толстую наставницу, вырядившуюся для участия в скучной комедии на школьной сцене. Левая рука у нее была на перевязи.

– Люди реагируют на камеру, как быки на красную тряпку, дорогой, – обратилась она к Стрикланду.

Стрикланд впервые заметил у нее шрам, который проходил по щеке, исчезал в складках двойного подбородка и вновь появлялся на шее. Вспышки фонарей над танцевальной площадкой время от времени выхватывали его из темноты.

– Как насчет того, чтобы твои ребята вернули мне камеру? – Стрикланд кивнул в сторону вышибал.

– А ты не делай этого, паршивый ублюдок, – выкрикнул юнец, державший его «олимпус».

– Не принимай близко к сердцу, ладно, Рон? – сказала ему Билли. – Эти парнишки слишком молоды, чтобы знать, кто ты такой.

Стрикланд познакомился с Билли Байлисс несколько лет назад, когда делал «Изнанку жизни». При виде него с камерой в руках Билли, должно быть, вспомнила свои лучшие времена, и у нее испортилось настроение. Лучшие времена для нее и ее заведения давно уже канули в лету.

– Они не хотят смотреть музейные фильмы. – Она была полна иронии.

– Так скажи им, чтобы отдали мою к… к… – Стрикланд запнулся, а Билли Байлисс с удовольствием наблюдала за его отчаянными попытками закончить фразу. Ее толстое лицо расплывалось в ехидной улыбке.

– Верни ему камеру, Леон. – Она повернулась к вышибале.

Тут Памела наконец заметила стычку и как тигрица ринулась к месту событий.

– Как ты смеешь называть его ублюдком? – выкрикнула она. – Когда он всего-навсего величайший создатель фильмов нашего времени.

– Конечно, величайший, – проворковала улыбающаяся Билли.

Леон сунул камеру в руки Стрикланду.

– Если хочешь бывать здесь, – сладко улыбаясь, произнесла Билли, – милости просим, приходи. Но не приноси сюда камеру, милый. – Она махнула рукой в сторону Памелы, не удостоив ее взглядом. – И не приводи с собой ее, ладно?