Перезагрузка
Шрифт:
Наверное, у меня был встревоженный вид, потому что Эвер скосила глаза на свой опустевший поднос и перевела их на меня.
– Я как-то странно себя чувствую, – сказала она негромко и удрученно.
– Что значит странно? – спросила я.
– Как будто по-настоящему проголодалась. И еще всё словно в тумане. – Она помрачнела. – Я ведь не могу заболеть?
Эвер пытливо смотрела на меня, я молчала. Она разочарованно уткнула глаза в тарелку.
– Правда, от еды мне немного лучше. Не так трясет, – добавила она.
Я
– Бери и мое, – сказал Двадцать два и начал было подталкивать свою еду к ней.
Я резко схватилась за край его подноса:
– Съешь хоть немного. Тебе нужно набраться сил для тренировки.
– А почему ты сама отдала? – Он указал на мою тарелку.
– Потому что это я тобой командую, а не наоборот.
Эвер прыснула и отправила в рот огромный кусок мяса.
– Все равно я предпочитаю бифштекс, – сказала она.
– А я когда-нибудь смогу тобой командовать? – осведомился Двадцать два.
– Вряд ли. – Я подхватила свой поднос и встала.
– Нет, пожалуйста, не уходи!
Это сказала Эвер. Она смотрела на меня глазами, полными мольбы. Я снова видела перед собой ту тринадцатилетнюю девчонку, которая несколько лет назад испуганно сидела на кровати, в ужасе оттого, что ее соседкой по комнате будет Сто семьдесят восемь. За целый месяц она не сказала мне ни единого слова. А потом неожиданно выпалила: «Я из Нью-Далласа, а ты?» – и продолжила разговор, как с давней подругой. Дома у нее остались четыре сестры, и мне сдается, что она в итоге решила сделать меня своего рода заменой, просто иначе боясь сойти с ума.
И все-таки я даже не подозревала, что мое общество ее успокаивало. Мне захотелось снова сесть и насладиться чувством, что кто-то нуждался не только в моем номере и навыках поимки преступников.
Я села, и принятое решение сразу же показалось мне правильным. Эвер благодарно улыбнулась, я ответила тем же. Двадцать два пришел вдруг в такой восторг, что я опустила глаза в тарелку и начала сосредоточенно поедать бобы.
Посреди ночи я проснулась от глухого рычания. Я резко повернулась, моргая во тьме. Возле моей кровати стояла Эвер.
Я резко села, чувствуя, как бешено колотится сердце. Она перестала рычать и впилась в меня своими блестящими глазами.
– Эвер? – шепнула я.
И тогда она прыгнула на меня. Я соскочила с кровати и бросилась через комнату. Эвер повернулась ко мне и оскалила зубы.
Я вжалась в стену, глядя, как она медленно приближается. Сердце мое стучало чаще, чем когда за мной гналось двадцать горожан с фонарями и кухонными ножами. Меня успели пырнуть несколько раз, прежде чем я оторвалась от погони, но безоружная, рычавшая Эвер была почему-то страшнее.
– Эвер! – повторила я громче и поднырнула под ее руку, едва она прыгнула вновь.
Я метнулась через ее кровать и потянулась к тревожной кнопке. Я нажимала ее снова и снова, уже плохо соображая, пока на меня не навалилась Эвер. Ее пальцы сомкнулись на моей шее, и я хватила ртом воздух, толкнув ее что было мочи.
Она ударилась о стеклянную стену, но в следующую секунду уже вскочила на ноги, склонив голову набок и как бы изучая жертву. Я стиснула кулаки, ощутив боевой азарт. Когда она кинулась на меня, я рухнула на колени и поймала ее за лодыжку.
С воплем она грохнулась на пол, а я принялась выкручивать ей ногу, пока не хрустнула кость. Эвер издала крик, который наверняка разбудил все крыло. Она снова ринулась на меня, пытаясь удержаться на одной ноге, и мне пришлось сломать ей вторую.
Коротко всхлипнув, Эвер повалилась навзничь. Я села на свою кровать, глядя на дверь. Наверное, люди уже спешили к нам.
Но вот ноги Эвер срослись, а охранников так и не было. Я снова сломала их, не успела она подняться, и заткнула уши, чтобы не слышать ее воя.
Они так и не пришли.
Наверняка они всё знали. Эти сволочи не могли не знать, что Эвер слетела с катушек; что она напала на меня; что мне придется снова сидеть всю ночь и следить за ней даже после того, как она вырубится.
Они знали это, и им было наплевать.
Ничего удивительного – ведь рибуты всего лишь собственность, а не люди. Но гнев все равно душил меня. Из-за моего номера и безупречного послужного списка ко мне всегда относились более уважительно и предоставляли чуть больше свободы действий.
Но им не было дела до того, что случилось с нами.
Жители трущоб всегда знали, что их жизнь не стоит для корпорации ломаного гроша. Я тоже усвоила это с малых лет. КРВЧ могла быть «спасителем» для последнего поколения, для людей, которым она помогала в войне с рибутами, но только не для тех, кто голодал и умирал в трущобах.
Когда я стала рибутом, меня начали кормить и одевать, и я решила, что меня зауважали как лучшую из лучших. Мне показалось, что они не так уж и плохи.
Возможно, я ошибалась.
Утром я вышла из комнаты до того, как проснулась Эвер, но в душевой, куда пришла позже после пробежки, поймала себя на том, что высматриваю ее в толпе рибутов. Кто-то недоуменно пялился на меня, но я не обращала внимания. Мне нужно было поговорить с ней, и это был единственный способ.
Эвер так и не узнает, что за ночь я четыре раза сломала ей ноги. Не узнает, что с ней сделали.
Если я не скажу.
Она вышла из раздевалки в одном полотенце. Остановилась и озадаченно на меня посмотрела. Я жестом велела ей идти дальше, и она повиновалась: шагнула за шторку и задернула ее.