Перезагрузка
Шрифт:
– Он еще у тебя? – спросила я, глядя в дверной проем. – Тот пеленгатор?
– Нет. Я вернул его, чтобы не догадались о сообщнике в здании.
Я взялась за край двери, вспомнив дрожащую Эвер.
– И ты действительно не можешь…
– Нет.
– Но…
– Нет. – Его взгляд метнулся к настенной камере. – Иди. Майер заметит, что мы разговариваем.
Он был прав, и я со вздохом зашагала по коридору. Может, это и вовсе дурная идея – помочь Эвер бежать. Она была не в лучшей форме, а по следу бежавшего рибута
Поглубже нахлобучив шлем и подтянув ремешок, я нервно посмотрела на Эвер. Она дрожащими руками прилаживала коммуникатор – ее трясло сильнее, чем утром.
– Помочь? – спросила я.
Она помотала головой и передвинула микрофон ко рту.
– Каллуму лучше?
– Ему просто отлично, – буркнула я.
– Послушай, ему ведь правда паршиво. Может, дашь ему послабление? Первые недели даются очень тяжело.
Я пожала плечами, хотя и признавала ее правоту. В памяти всплыли его большие печальные глаза, и я вздохнула.
Эвер встала, и ноги тотчас ее подвели. Судорожно хватая ртом воздух, она повалилась на пол.
– Тебе… – Я осеклась, когда она вскинула голову и сверкнула глазами.
В следующую секунду Эвер вскочила и бросилась на меня. Мы упали, и она прижала мне плечи, навалившись всем телом.
Я стала брыкаться, но она не сдвинулась и только с рычанием оскалила зубы.
В коридоре появились два человека, у одного был планшет. Эвер резко повернула голову и метнулась к ним. Врач, державший планшет, быстро нажал кнопку замка.
Я медленно поднялась, глядя не на людей, а в пол.
Бум.
Бум.
Бум.
Закрыв глаза, я вслушивалась в ритмичные удары Эвер. Я не хотела заниматься этим сегодня. Пусть вернется настоящая Эвер – та, которая поднимала мне настроение и охотно шла со мной в столовую.
Мне не хватало ее.
Я снова открыла глаза и выдохнула. Эвер медленно повернулась и ощерилась, как будто я ее оскорбила.
– Осторожно, Сто семьдесят восемь! – сказал снаружи врач.
«О, спасибо тебе, человече. Что б я делала без твоих советов».
Она метнулась на меня, как зверь, и вцепилась в рубашку, когда я попыталась увернуться. Я услышала сзади треск материи: она вырвала добрый лоскут. Эвер сгребла то, что осталось, и потянула меня к себе, обхватывая за пояс. Ее зубы царапнули по моей шее, и я ударила ее локтем в бок, высвобождаясь из захвата.
Я прыгнула на кровать, но Эвер оказалась проворнее. Сомкнув пальцы на моем запястье, она резко дернула мою руку, так что плечо выскочило из сустава, и сбросила меня на пол. Потом она оседлала меня и принялась душить.
Из
Но Эвер услышала. Взор ее прояснился, и она быстро отдернула руки. На милом лице проступил ужас.
– Прости, – сказала Эвер, отползая, и глазами, полными слез, посмотрела на стоявших снаружи людей.
– Ничего, – прохрипела я, садясь и приваливаясь к кровати. Вывихнутая рука безвольно висела. – Поставь-ка ее на место, будь добра.
Она схватила меня за руку и вправила ее, склонив голову и заливаясь слезами.
– Прости, – повторила она шепотом, когда вошли люди.
– Не беда, Эвер. Честное слово. – Я улыбнулась, но она не смотрела на меня.
– Легкая слабость? – участливо осведомился врач, как будто не он сделал это с ней.
Эвер молча кивнула; он достал шприц и жестом велел подставить руку.
– Это поможет, – сказал он, введя жидкость, и потрепал ее по затылку.
Она закрыла глаза и несколько раз вздохнула.
– Ну что, получше? – спросил врач. – Сможешь выйти на ночное задание?
Она закивала, размазывая по щекам слезы.
Человек задумчиво пожевал губу.
– Сегодня ведь просто забор больных, если не ошибаюсь?
– Да, – подтвердила Эвер.
– Ладно. – Он ткнул в меня пальцем. – Смени рубашку, на спине вся разорвана.
Люди вышли. Я поднялась, сняла черную рубашку и заменила на такую же. Надела ее поверх майки, поправила шлем и камеру.
– Готова? – спросила я Эвер, подав ей руку.
Мы пошли на крышу. Эвер смотрела в пол, не замечая моих частых взглядов. Сейчас мы всяко не могли поговорить, потому что через коммуникаторы люди слышали каждое наше слово.
Двадцать два и другие рибуты уже сидели в челноке, пристегнутые и готовые к полету. Единственной учебной парой сегодня оказались Хьюго с его стажером, остальные были уже проверены в деле. В основном это были унтер-шестидесятые – за исключением Марии Сто тридцать пять, которая вышла на вторую одиночную миссию со времени нашей подготовки. Отлов больных не требовал особых навыков. Войдя в челнок, я присмотрелась к унтер-шестидесятым, выискивая признаки безумия, которым страдала Эвер. Но взгляды были потуплены, а лица ничего не выражали.
В углу челнока стояли два офицера. Молодого звали Пол, другого я не знала. Незнакомец презрительно усмехнулся, оскалил желтые зубы и указал на меня стволом.
– Сесть, – скомандовал он.
Присутствие двух офицеров было дурным знаком.
Я скользнула на место рядом с Двадцать два, проигнорировав его попытки перехватить мой взгляд. Не то настроение.
В полной тишине мы прилетели в самое сердце трущоб и высыпали из челнока, едва желтозубый пролаял приказ. Сегодня здесь было теплее; пронизывающий ветер, задувавший последние несколько ночей, утих.