Периферия
Шрифт:
И падали головы в мутные реки.
А мы зависали
Под сводом сусальным
И звезды бросали нам блики на веки.
Мы — Иные. Но мы рождаемся как люди, от людей и среди людей. Наши способности спят, пока нет того, кто смог бы нас инициировать. Всю свою человеческую жизнь мы спим, чтобы проснуться для жизни Иного. Для вечной вражды Света и Тьмы. Для войны Дозоров.
Спи, пока идет война…
Господи, насколько же проще быть человеком!
Но я просыпаюсь,
Я в путь собираюсь,
Меня не удержишь ни
Проснувшимся — горе,
И, может быть, вскоре
Я стану бессмертным — ты станешь вдовою.
Я видел наше оскольское кладбище Ночного Дозора. У каждого из нас есть родные и близкие, которым бы хотелось, чтобы дорогой человек покоился рядом с теми, кто ушёл раньше. Вот только мы — не люди и слишком часто переживаем всех. И потому на одном из старых кладбищ есть неприметный ряд могил. Их надгробия не похожи друг на друга — ведь при жизни мы придерживаемся разных вер, если вообще считаем нужным верить во что-то. Коль скоро даже Христа многие из нас считают просто величайшим из Светлых магов, о какой вере для Иных может идти речь?
Однако на каждой из надгробных плит есть нечто общее — маленький значок, неприметный для людей, но видный каждому Иному. Расколотый щит, подобный тому, что светится в моей ауре. Полномочия прекращены — навсегда.
За страх и за разум
Всех скопом, всех разом —
Чтоб легче писать поминальные списки.
Тревога отстала,
И снега не стало,
Лишь зреют подсолнухи, как обелиски.
Вступая в ряды Ночного Дозора, я с самого начала знал, на что иду. Но будь проклята эта война!
Алкогольный туман накрыл с головой. Я нёсся сквозь него, следуя за песней. Ох, в точку попал Арбенин, в точку… Может быть, он и сам — Иной? Человек не может писать песен, которые так бы действовали на Иных… Иной… Музыка… Воздействие…
Где-то за пеленой водочной мути прозвонил тревожный звоночек. Какая-то мысль толкалась в глубинах сознания, но осознать и вытащить её за шкирку я не успел — доза наконец превысила пороговую, и я ткнулся лицом в столешницу.
Я проснулся на полу кухни около часа дня. С трудом оторвав голову от мохнатого коврика, я увидел рядом с собой пустую бутылку из-под водки. Н-да, всё-таки я Иной… В одиночку выжрать литр водки и запить тремя литрами пива — явно выше сил обычного человека! Интересно, и как эта жидкость чисто физически во мне поместилась?
Добившись более-менее вертикального положения тела, я принялся искать инвентарь для комплекса реанимационных мероприятий. Однако ни анальгина, чтобы унять дикую головную боль, ни пива, ни даже рассола в доме не было.
Лечиться приходилось нетрадиционным образом.
В туалете я привалился к стене, приложив к ней раскалывающийся изнутри лоб. Сразу стало немного легче — кафельная плитка была гладкой и приятно холодила голову, вытягивая боль. Собравшись с силами, я сделал пасс и шарахнул в стену пучком бледно-жёлтого огня. Ударившись о кафель, огненный шар рикошетом отскочил обратно и угодил мне куда-то в живот.
— Твою мать! — сдавленно успел пробормотать я, прежде чем сильнейшая судорога скрутила внутренности, и содержимое желудка волной устремилось в унитаз.
Дурея от запаха переработанного алкоголя, я трижды повторил процедуру, прежде чем вчерашнее спиртное и большая часть продуктов распада эвакуировались тем же путём, каким попали в организм. Полной очистки самому себе, конечно, не сделать, но по крайней мере я стал хоть чем-то напоминать полноценного Иного.
Этот способ экстренного самопротрезвления подсказал мне Семён, маг московского Ночного Дозора, отвозивший меня на вокзал. Широко известное заклинание, позволявшее за пару секунд привести в норму даже хронического алкоголика, не действовало на мага, его произносящего, и поэтому Семён — который, по-моему, знал об алкоголе и последствиях его применения решительно всё — разработал нечто собственное. Большая часть Силы, конечно, терялась при рикошете, но в моем положении выбирать не приходилось.
Закончив процедуру, я обессилено сполз по стенке и пристроился на полу в позе лотоса, облокотившись на край прохладного унитаза и думая о вечном. Посидев так некоторое время, я наконец смог подняться и побрёл в ванную.
"А жизнь-то, кажется, начинает налаживаться!" — говаривал герой одного старого анекдота. Бреясь, я бормотал эти слова. В конце-то концов, жизнь продолжается, и я ещё не стал тенью в Сумраке! Из Дозора вышибли? Возьмут обратно! А не возьмут — не страшно. Уеду назад в Воронеж, а уж на жизнь Иной всегда заработает. Как бы ни старались вчерашние враги, я жив, и Свет победит!
Вот только Серёга этого уже не увидит…
Бритва дрогнула в моих руках, располосовав верхнюю губу.
Вчера у меня погиб друг. После нелепого и трагического дела оборотней я думал, что ничего страшнее мне испытать не доведётся.
Тогда я ошибался.
Я и сам не подозревал, насколько, оказывается, я был привязан к этому шумному безалаберному парню. Да, среди сослуживцев у меня были друзья и ближе, чем Сергей. Если бы вчера погиб Андрей, Олег или Инга, мне сейчас было бы куда тяжелее. Но с Сергеем мы начинали вместе. Придя в оскольский Ночной Дозор одновременно, всё это время мы работали бок о бок.
Но выхода нет, придётся смириться. Серёгу не вернёшь. Точнее, вернуть можно, но такой ценой, какую никогда не заплатит ни один Светлый маг. Некромантия всегда была уделом Тёмных, и не нам тревожить покой павших.
— Покойся с миром, Сергей Макарский, — пробормотал я. — Когда-нибудь свидимся.
Порез кровоточил. Я машинально слизнул языком особенно крупную каплю, уже скатившуюся на подбородок. Видок, однако… Вампир после завтрака.
Я думал о вампирах.
Изгои склонны сбиваться в стаи — эта истина верна всегда и для всех. Не стали исключением и Иные. Нашими изгоями во все века были вампиры и оборотни. Их ненавидели и при всякой возможности уничтожали Светлые, их презирали и подставляли Тёмные. Немудрено, что с течением времени упыри стали объединяться. Ещё до заключения Великого Договора уже существовали вампирские кланы, группировки и просто банды, контролировавшие целые провинции. Некоторые из вампиров ухитрялись даже захватывать власть над людьми. Обычно вспоминают господаря Валахии Влада Цепеша, графа Дракулу, но он-то как раз вампиром не был — обычный, хотя и крайне жестокий даже по средневековым меркам правитель.
Однако ничего серьёзного вампиры создать так и не успели. Дело всё в том, что на тягу к объединению накладывалась извечная неуживчивость кровососов друг с другом. Даже Тёмные говорили про них: "Пошли двух вампиров в патруль — они пойдут сразу тремя дорогами по четырём улицам".
Кроме того, вампиров даже в лучшие для этой мрачной расы времена не было много. Далеко не каждый укус даёт полноценную инициацию — требуется согласие самого "обращаемого" стать нежитью, иначе он просто погибнет. Тот вампирёныш, воевавший на Кавказе, не умер исключительно потому, что хотел выжить любой ценой, назло врагу, — качество просто замечательное для солдата, но противопоказанное жертве вампира.