Период распада
Шрифт:
Алим помог раненому полковнику подтащить цинк с патронами поближе, вскрыл его. Сгреб валяющиеся у бойницы расстрелянные магазины в охапку, вскрыл и распотрошил несколько пачек с патронами, начал снаряжать магазины. Нехитрое, позволяющее ни о чем не думать действо — просто берешь патрон за патроном и вталкиваешь их в магазин, один за одним, преодолевая сопротивление пружины. Раз, два, три…
— Много? — спросил Алим.
— Да есть… Снайперы долбают… — сказал полковник и, помолчав, добавил: — Вахиба ранили. Снайпер. Последний раз видел — еще жив был.
Патрон за патроном исчезают в горловине магазина…
— Пожрать бы еще… — весело сказал майор Махмуд, не отрываясь от наблюдения. Опасаясь снайперов, он вел его при помощи зеркальца на ручке, какое было у каждого опытного офицера.
— Пожрать хорошо было бы…
Полковник подмигнул:
— А что… Мой кабинет ведь на этом этаже, вон там, — полковник показал рукой вдоль полуразрушенного коридора, — думаю, там сейф еще не вскрыли…
— Кто его вскроет…
— Тогда там должно было остаться…
Полковник пополз по полуразрушенному коридору. Капитан Алим пошевелился, устраиваясь поудобнее, отложил набитый магазин, взял из кучи другой.
Один, другой, третий… Только не думать ни о чем. У него есть автомат, есть патроны и есть магазин, который надо набить, чтобы подготовиться к бою. Это сейчас самое главное.
Свой среди чужих, чужой среди своих…
Нет, не думать. Не думать ни о чем. Забыть…
Капитан Алим Шариф родился в небольшом кишлаке, недалеко от Кабула. Земля здесь, как и почти по всему остальному Афганистану, была не слишком плодородной, и то, что она давала — не хватало на жизнь. Но рядом проходила дорога Пешавар — Кабул, и надо быть полным дураком, чтобы не заработать на этой дороге. Дорога кормила всех, кто желал кормиться от нее: кто давал путникам приют и получал за это, кто торговал на обочине нехитрой снедью, кто — бензином, часто украденным из армии. Изо дня в день из года в год шли по трассе машины, перевозя нужные людям товары, обеспечивая денежный поток в Пешавар и поток товаров обратно. И часть из текущих по трассе денег отводилась тонким ручейком, оставаясь в карманах жителей маленького придорожного кишлака на трассе Пешавар — Кабул.
Капитан хорошо помнил, как он первый раз столкнулся с шурави. Они, афганские бачата, уже почти взрослые и ни разу не сидевшие за партами настоящей школы, помогали взрослым на трассе. Алим видел, что теперь на трассе можно было увидеть не только разукрашенные, похожие на экзотические храмы бурубахайки [24] , но и машины пришельцев, шурави. Часть из них были гражданские — лобастые, носатые, с голубыми и оранжевыми кабинами, совсем без украшений, они ехали быстро и совсем не плевались дымом при этом. Это было плохо для кишлака — водители, что афганцы, что русские, ехали быстро, мало ломались и почти нигде не останавливались, а значит — не тратили денег. Но никто из афганцев и не думал минировать дороги и устраивать засады — это уже было, но не здесь. Просто денег стало меньше.
24
Бурубахайка — старый, разукрашенный грузовик, часто он старше своего владельца. В Афганистане нет ни километра железной дороги, и грузы перевозят на таких вот бурубахайках.
Но были и другие машины. Темно-зеленые, угловатые, самые разные, диковинно выглядящие, часто на них было оружие и сидели солдаты. Солдаты целились по сторонам — но никогда не стреляли, а один раз солдат с такой вот машины бросил Алиму что-то небольшое, завернутое в бумагу. Это оказался какой-то хлеб, хрусткий, до безумия вкусный и сладкий — Алим никогда не ел подобного. Он запомнил доброту шурави, который бросил ему такое чудо просто так — и поехал дальше [25] .
25
А потом рассказывают, как советские солдаты разбрасывали замаскированные под игрушки гранаты, чтобы афганские дети брали их и подрывались. Да, к концу войны советские солдаты стали более жестокими, были зафиксированы случаи, когда за убийство главой семьи советского солдата удалось схватить на месте — расстреляли всю семью, включая детей (и потом офицер получил за это немалый срок). Были и убийства детей, потому что при зачистке не поймешь, а бачата только отвернись — бросят гранату или выстрелят в спину. Но такого, чтобы маскировать гранаты под игрушки, чтобы подрывались дети, — не было.
В тот день отец послал его домой за лепешками, торговля шла неожиданно бойко, он продал все, что есть, и начал даже опасаться, что им не хватит муки — а до автолавки, где можно купить и муку, и много чего еще, было еще два дня. Он побежал домой, взял у матери готовые лепешки, сказал, что нужно еще, — и побежал обратно. Он знал, что на стоянке у кишлака стоят несколько грузовиков — бежал быстро, чтобы успеть, чтобы у отца не кончились лепешки для торговли, бежал, прижимая к груди стопку свежевыпеченных, пышущих жаром лепешек. Он бежал так быстро, что не заметил одну из этих машин, быстро ездящих, не посмотрел по сторонам. Бампер машины шурави отбросил его на обочину (Аллах уберег — не под колеса), и лепешки рассыпались по дорожной пыли.
Он удивился, когда из этой и других машин выскочили шурави, и один шурави гневно выговаривал другому и чуть не ударил, а тот, второй униженно оправдывался. В Афганистане жизнь бачи стоила примерно как жизнь двух ослов, сбил — заплати выкуп — и все [26] . Потом подъехал на своей машине, небольшой, такого же темно-зеленого цвета, как и у шурави, Сулейман. Новая власть назначила его и четверых его товарищей заправлять делами в этом и других окрестных кишлаках, их все не любили, потому что местный мулла плохо говорил про них на проповедях. Сулейман и водители-шурави погрузили его в машину Сулеймана, положили на какие-то две палки с полотном посередине и поехали по дороге туда, куда ехали проходящие по трассе машины. Алиму было больно, каждый вдох вызывал новый приступ боли — но он терпел и не плакал, потому что он мужчина, а мужчина плакать не должен. Сулейман ехал с ним и говорил, что они едут в большой город к настоящему доктору-шурави, что этот доктор-шурави очень хороший и что он быстро вылечит его, а если он сделает ему больно — то это только потому, что так надо, чтобы он выздоровел. Алим не верил Сулейману, потому что если Аллах решит забрать кого-то к себе — он забирает, как он забрал братика — а доктор-знахарь из соседнего кишлака ничего не смог сделать. Отец тогда тяжело вздохнул и сказал: «Иншалла». Значит — так угодно Аллаху.
26
Это правда. В Афганистане сбил насмерть ребенка — заплати семье — и все, выкуп по размеру, как за два сбитых ишака.
Больше всего Алиму было жаль пропавшие, втоптанные в пыль лепешки — ведь их готовила его мать.
Но через две недели Алим вернулся домой, совершенно здоровый — Сулейман сказал правду, доктор-шурави вылечил его. Когда Алим лежал в больнице, он видел больных, забинтованных шурави и их женщин, ухаживающих за ними. Он видел и таких же больных, забинтованных афганцев, их было не меньше, чем шурави, — женщины-шурави ухаживали и за ними. Женщины-шурави ухаживали и за ним тоже, кормили его и иногда давали очень вкусные вещи, которые он никогда не ел, и ему было жаль больных шурави и афганцев. Тогда же Алим решил, что шурави — хорошие, потому что они помогли ему и помогли другим людям, один из них просто так бросил ему вкусный хлеб, а другой, доктор-шурави — помог ему, когда он попал под грузовик. И Сулейман хороший, потому что Сулейман не солгал, и Сулейман за шурави. А те, кто приходит с той стороны границы, те, кто прячется в горах и иногда по ночам приходит в кишлаки — это очень плохие люди, а мулла, который говорит, что они сражаются за свободу его страны и за ислам, он лжет. Это плохие люди, потому что они делают плохо другим людям, из-за них болеют шурави и другие афганцы, и из-за них у доктора-шурави так много работы. Когда он вырастет — он станет бороться за то, чтобы никто не прятался в горах и никто не ходил в Афганистан из другой страны, чтобы делать плохо людям. Все это он сказал Сулейману, когда тот приехал его забирать из больницы, а Сулейман выслушал его и сказал, что он прав. И похлопал его по плечу.
Через год, когда Алиму исполнилось пятнадцать, у него убили отца. Убили те, кто ходит по ночам по кишлакам, кто хочет, чтобы лилась кровь и взрывались автомобили на дороге, кто хочет, чтобы в семьях поселялась беда и над кишлаками были черные флаги. В тот день убили и Сулеймана — он взял автомат, чтобы остановить пришедших в «договорной» кишлак душманов, но их было слишком много. Убили бы и Алима, но он был в Кабуле, учился одновременно на курсах ликвидации безграмотности и еще на курсах армейских сержантов. Узнав об этом, он подошел к начальнику курсов и сказал, что просит направить его на самый опасный участок работы, чтобы бороться с душманами, на самый опасный фронт. Рядом с начальником курсов в тот момент был военный-шурави, услышав эти слова, он вдруг поднял взгляд на Алима и сказал, что нет опаснее фронта, чем тот, что проходит в тылу. И если Алим действительно хочет помочь бороться с врагом, с самым опасным, скрытым, притворяющимся другом врагом, то он может ему в этом помочь.
Через неделю Алима зачислили на шестимесячные курсы подготовки агентуры ХАД. Все муаллимы-учителя на этих курсах были шурави. И они учили Алима тому, чему никто и никогда бы его не научил.
Стрельба из пистолета, автомата, обычного и крупнокалиберного пулемета, гранатомета, подствольного гранатомета, снайперской винтовки. Использование бесшумного оружия. Метание гранат, использование гранат для установки растяжек, минирования двери, окна, кресла, ящика стола, автомобиля. Использование гранат для ловушек — установки мин на неизвлекаемость. Связывание гранат во взрывные цепи. Использование подствольных гранатометов для минометного обстрела местности, подавления закрытых огневых точек душманов. Метание мин и гранат взрывом. Взаимодействие с бронетехникой и вертолетами, обозначение разведанных целей на карте и корректировка огня приданных огневых средств. Иностранное оружие и взрывчатые вещества. Минирование схронов и штаб-квартир душманов. Использование ракет для запуска без ракетных установок. Использование радиосвязи и ориентация на местности, выживание. Штурм укрепленных объектов. Подрывные действия в глубоком тылу противника. Основная тактика душманов и их противодействие. Борьба с караванами. Погоня и отрыв от погони. Разложение банд изнутри, психологическая обработка душманов с целью заставить их отказаться от борьбы и перейти на сторону законной власти — а такие случаи были, и немало.