Период распада
Шрифт:
В спецназе не любят говорливых. А пачка была его.
Человек с документами на имя Хьюго Пфальца неспешно и несуетно смотрел по сторонам, разминая в пальцах сигарету, а глаза его подмечали все, давали этому название, раскладывали по полочкам, оценивали с точки зрения возможной опасности. Вот дом… на четвертом этаже одна из квартир выгорела дотла, окон нет — выбило взрывом… может быть, там снайпер? Нет, вряд ли, бросается в глаза. Он бы сам никогда там не сел. Вон дальше, здание бывшей мореходки, там теперь ЮНИСЕФ сидит и комиссия по реинтеграции от ЕЭС — большие белые внедорожники, грузовики, все здание накрыто сверху донизу чем-то напоминающим огромную рыбацкую сеть — это от гранат. Вход там сделан плохо… около него дежурят двое михаев [37] , но при любой серьезной заварушке они смертники, пусть и с автоматами,
37
Михаи — так звали румын.
38
Сигуранца — румынская спецслужба.
Бывает, кстати, и похуже. В Днепропетровске порядок охраняла частная военная компания — хлопаки из УЧК [39] , которые решили подзаработать немного евриков честным трудом, а не наркоторговлей. С ними пришлось срочно расторгать контракт — после того как независимому французскому журналисту удалось снять сюжет, как людей, признанных «лицами, представляющими угрозу безопасности», сажают на кол.
Ничего… придет время — со всеми посчитаемся…
39
УЧК — армия освобождения Косова.
Осмотревшись, водитель-корреспондент вернулся обратно в машину, чтобы не маячить и не привлекать внимания. Его напарник работал — один конец провода он воткнул в разъем на лицевой панели магнитолы, второй — в ноутбук Toshiba, не слишком мощный, но приспособленный для тяжелых условий работы. В качестве спутниковой антенны выступал багажник на крыше «Нивы». То, что там лежали вещи, работать антенной ему никак не мешало.
— Что? — коротко спросил водитель.
— Ближайший беспилотник в пятнадцати километрах отсюда, — ответил молодой, просматривая подаваемую из космоса картинку, которую самым что ни на есть пиратским образом перехватывали с американского военного спутника, потому что свои картинку подобной четкости и детальности не давали, — идет в режиме ожидания, маршрут обычный, патрулирование.
— Патрули?
— Ближайшие с бронетехникой — на Базарной и на Греческой.
— Пешие?
— Не ловит.
— Это плохо, что не ловит…
Старший так и остался за рулем бормочущей на холостых «Нивы», а вот младший отцепил ноутбук, хлопнул крышкой. Потом вылез из машины, начал что-то щелкать, оправдывая надпись «Пресса» на пузе.
— Далеко не отходи! — крикнул старший. — Чего нашел?
— Да вот там… Ты знаешь, что вон там Свято-Михайловский Архангельский женский монастырь был?
— Постыдился бы!
— А я что? Я ничего… — невинно заморгал глазами младший.
Старший глянул на часы — нужный им человек задерживался, и это было плохо. Придется действовать по второму плану.
Старший вышел из машины, предварительно щелкнув крошечным переключателем под приборной панелью, открыл капот. Машина типа сломалась.
Конечно же, их заметили — не могли не заметить. Второй год оккупации кое-чему научил миротворческий контингент — и теперь по скорости реакции на оставленный в неположенном месте предмет, на припаркованную машину михаи не уступали израильтянам, у которых подобная беда больше шестидесяти лет уже длится. Вот только эффективность антитеррористических мероприятий оставляла зачастую желать лучшего — вместо фанатиков-исламистов, привычных по Афганистану и прочим неспокойным местам, здесь им зачастую противостояли асы, прошедшие еще советскую школу подготовки и готовившиеся в час «Ч» парализовать своими диверсиями весь европейский континент. А в поединке хорошо подготовленного любителя и профессионала победу за редким исключением одерживает профессионал.
— Тебе надо было в Легионе служить, — негромко крикнул старший, не вылезая из-под капота.
— Это почему?
— А у нас там так: как на боевые сходишь, так тебя в центр психологической реабилитации. А там девочки… причем званием выше тебя. И ты их… по три раза в день, пока все глупости из головы не выкинешь [40] .
— Да ты что, шеф. Правда, что ли?
— Не сойти с этого места.
— Во дела… Я б тогда каждый день на боевые ходил… — молодой реально заинтересовался сказанным.
40
Так и есть в действительности.
— Ты уж точно… Доброволец, б…
Молодой сделал еще несколько снимков.
— А то… Вот чего мне никогда не нравилось — так это то, что в этой стране никогда как следует не заботились о солдате!
Старший аж молчал несколько секунд, не зная, что сказать, потом громко, оглушительно расхохотался.
— Ну вы наглецы… В мои времена таких наглецов не было.
— На том стоим…
Стоящая с поднятым капотом машина не могла не заинтересовать силы стабилизации, тем более что дальше по улице — здание, где сидит комиссия по реинтеграции, лакомый кусок для террористов. Старый, окрашенный в желтый пустынный цвет «Хаммер» вынырнул со стороны парка Шевченко, осторожно покатился вперед, приближаясь к «Ниве». Пулемет был наведен точно на машину, ганнер в башне — тяжелый шлем, темное, тонированное забрало — держал палец на клавише спуска, хоть и видел надпись «Пресса». Нажми — и от «Нивы» в секунду ничего не останется, а возможно, и от самого «Хаммера» — прошлогоднее все еще помнили, тогда такой же вот патруль буквально в последний момент предотвратил прорыв груженного взрывчаткой угнанного грузовика контингента сил стабилизации к зданию временной (оккупационной, как называли ее местные) администрации на Соборной площади. Тогда патруль — пять человек — погиб, а вместе с ним погибли еще трое гражданских-контрактников, находившихся по несчастливой случайности рядом, и больше двадцати мирных жителей. Всех рядовых членов погибшего патруля отправили с почестями в Румынию (большую часть веса в закрытых гробах составляла земля), рядовым посмертно вручили медаль «За храбрость», а командиру патруля — Командорский крест.
Журналист, копавшийся в моторе, на появление патруля среагировал правильно — повернулся и медленно поднял руки. То же самое сделал и второй журналист, фотоаппарат остался у него висеть на шее.
«Хаммер» остановился в двадцати шагах от машины, из него вышли двое. Молоденький, с черными щегольскими усиками унтер-офицер медленно пошел вперед, второй солдат с автоматом остался у бронированной двери — готовый в любую секунду прикрыться ею и прикрыть командира патруля. Солдаты сил стабилизации были молодыми и явно испуганными.
Боитесь… Земля под ногами горит…
— Sir, do you speak English? — спросил унтер-офицер, не доходя до журналиста несколько шагов.
— Of course, — ответил старший с лязгающим, неприятным немецким акцентом. Вопрос был глупый, английский язык был международным, и им обязаны были владеть как журналисты-международники, так и офицеры миротворческих сил в любой горячей точке, это было обязательное требование.
— Can I scan your ID, sir?
— Yes of course.
АйДи, основной документ, идентифицирующий личность, мог быть постоянным и временным. Любое лицо, находящееся в зоне ответственности сил стабилизации, обязано было постоянно носить его с собой, те, у кого его не было, препровождались в пункты фильтрации для выяснения личности. Это была небольшая, размером с банковскую пластиковая карта с магнитной полосой, в одном из ее углов было пробито отверстие для того, чтобы носить ее на цепочке на шее. Цепочка выдавалась вместе с карточкой. Партизаны обходились просто — на Привозе продавали эти карточки на любую валюту, и там же программировали, базы данных у программистов обновлялись едва ли не ежедневно. Все попытки навести хоть какое-то подобие порядка, были обречены на провал — а что вы хотите, Одесса есть Одесса.