Периодическая таблица научной фантастики

Межвременные агенты любят назначать встречи во времена знаменитых бедствий. Это связано с личностным фактором. Иначе они просто не верят, что ты запомнишь дату.

Именно поэтому я встретился с Иваном на базе воздушного флота в Лэйкхерсте в тот самый день, когда «Гинденбург» должен был исчезнуть в пламени.

Мы были в кабинете командующего офицера – не думайте, что это было просто устроить, – когда он подал свой рапорт:

– Герр Эйденбенц не прислушался бы к увещеваниям. Поэтому я оставил свой портфель

под его диваном и сделал анонимный звонок в гестапо. Он умер во время допроса через три дня, – Иван ослепительно ухмыльнулся. – Никакой атомной бомбы для Дядюшки Адольфа.

– Прекрасная работа, – сам я еврей, и если бы это зависело от меня, Гитлер был бы удушен при рождении. Но мы уже пытались однажды, а сделали только хуже. Теперь мы полагаемся на таких людей, как Иван, талантов, рождающихся единицами на миллионы, способных запомнить множественные прошлые, и таким образом ведущих события к желаемому будущему.

– Давай выпьем.

Я налил нам понемногу командирского бурбона. Через окно я мог наблюдать за гигантским дирижаблем, таким большим и спокойным, с медленной грацией движущимся к причальной башне. Мурашки ползали у меня по телу, когда я думал о том, как много людей должно было погибнуть.

Мы чокнулись бокалами.

– Бедный Эйденбенц, – сказал я. – Разве тебя не волнует вся та боль, которую мы причиняем таким же невиновным, как он?

– Ты что, чокнулся? Я заставляю крутиться колеса истории. Это словно быть богом! – он указал в сторону дирижабля. – Вы, людишки, различимы для меня не более, чем такое же скопище атомов водорода. Вы носитесь вокруг и неистово врезаетесь друг в друга, а как в результате каждый из вас влияет на курс дирижабля? Что касается меня, то я могу делать все, что только захочу, и кто сможет меня остановить? Вы даже не сможете сказать, что я сотворил. Вы забываете и думаете, что так и было всегда.

Он вынул карманный детонатор и ударил по кнопке. Снаружи мгновенно зазвучали вопли сигнала тревоги.

– Вы даже забыли, что я сделал ЭТО.

Пламя пылающего «Гинденбурга» отбрасывало дьявольское сияние на его черты. Он улыбнулся.

– Ох уж это человечество, – пробормотал он.

Представьте, что ваша бабушка – Дежа Торис, Принцесса Гелиума! Ее подобия, вырезанные из мрамора, с шарообразными грудями и всем прочим, в этом легендарном городе расставлены повсюду. Неудивительно, что Джэйн Картер подалась в панки.

Однажды утром она очнулась от пьяного сна, чтобы обнаружить перед собой четырехрукого огра, бьющегося лбом об пол. Его помятые доспехи позволили идентифицировать его как члена Имперской Стражи.

– Зверолюди вторглись в столицу! – взвыл он. – Ты должна освободить свой народ, о принцесса!

– Почему я? – нечетко спросила она. – Почему не кто-нибудь другой, кому не похрену?

Но кровь заговорит. Следующим событием, которое она осознала, было ее облачение в бабушкины ремни и нагрудник, осуществленное верными приверженцами старого режима, а затем она поняла, что сражается на перилах с мечом в одной руке и лучевой пушкой в другой.

Поскольку она была чертовски пьяна, у нее не возникло и мысли о личной безопасности.

– Чё за дела, пирсинга раньше не видал? – сказала она ошеломленному воину, отбрасывая его в сторону. – Это называется ИРОКЕЗ! – крикнула она на другого и прошила его насквозь.

Граждане, находившиеся недостаточно близко, чтобы учуять ее дыхание, были воодушевлены и возносили руки.

У Зверолюдей не было ни единого шанса.

Так и получилось, что Джэйн Картер против собственной воли оказалась на Имперском троне, с едва одетыми самцами, припадающими к ней с обоих сторон, целующими и ласкающими ее икры. Тысяча слуг спешила исполнить каждое ее приказание. Она была уважаема, почитаема, обожаема. В ее честь воздвигались статуи.

От нее не ускользнула ирония служившейся ситуации.

Бог сидел в углу, хныча. Его серафим мягко пытался уговорить Его (Бога нельзя заставить сделать что-нибудь, чего Он делать не хочет, поэтому Его нужно уговаривать) принять свой литий. Он нуждался в пяти гигатоннах в день просто для того, чтобы функционировать.

Двойственное расстройство Большого Парня – это наиохраняемейший секрет всего Бытия. Каждый знает, как в приступе мании он сотворил Небеса и Землю в какие-то шесть дней. Каждый знает, как будучи в депрессии он упал в такую топь безнадеги, что позволил тому кретинскому маленькому льстецу, Утренней Звезде, досаждать Иову, который был самым преданным Его слугой.

Проблема была, Бог просто не хотел признавать, что у Него была проблема. Он сваливал все на Адама – за яблоко – или Еву – за искушение Адама. Он валил все на Ирода, на Гитлера, на Трехстороннюю Комиссию, на что угодно, кроме себя Самого.

– Открой-ка пошире, – пропел Серафим, подбадриваемый всеми небесными силами и чинами. – Прими свое замечательное лекарство.

Бог зарыл Свое лицо в ладони.

– Что у меня за дети, – хныкал он. – Ой гевалт, что я такое сделал, чтобы заслужить подобную семью?

– Почему бы тебе не попробовать немного попоражать? – побуждал серафим. – Разве это будет не прелестно? Бангкок! Эта мировая столица передаваемого половым путем недуга. Это было бы замечательным способом изречь свое Слово.

Но Бог не слушал.

Тем временем Младший, сутулясь, прибыл на Небеса (у Него была тяжкая юность), прижимая к Себе продырявленные руки, и сказал:

– Поглядите, что они там внизу со мной сотворили! Я, типа, совсем вымотался.

Архангел Михаил бросил в его сторону злобный взгляд.

– Как и твой старик, – усмехнулся он.

На Планете Драгоценностей редчайшая и наиболее ценимая из всех субстанций – это грязь. Дрянь из под ногтей бродяги принесла бы достаточно, чтобы обеспечивать его в течение года.

По пустынным равнинам чистейших бриллиантов бредут состоятельные туристы. Они носят очки с прорезями, чтобы защищать себя от ослепляющих отблесков солнца. Впереди виднеется красное сверкание. Это и есть их цель.