Пернатый оберег
Шрифт:
Но как Никита ни лебезил перед прибывшей в сопровождении многочисленной охраны Анжелы (слава богу, Геннадия среди охранников не было), ему никак не удавалось восстановить их былые теплые отношения, которым и Дуня некогда была свидетельницей. Анжела разговаривала с бывшим возлюбленным с такой холодной вежливостью, что даже самые пылкие его объяснения, уверения, признания и комплименты несравненной красоте гостьи, слетая с языка Никиты, казалось, сразу превращались в ледышки и бесславно падали на зеленую траву зимнего сада, а случайно долетевшие до ушей олигархической принцессы повисали на них в виде сосулек, не затрагивая ее высочайшего слуха. Пышный букет из экзотических цветов, собранный под отчаянные вопли Юлии, Анжела приняла из рук экс-возлюбленного с непроницаемым видом, а спустя некоторое время, чтобы это не казалось вульгарной демонстрацией, как бы случайно положила его на край стола, откуда экзотическая красота, провожаемая горестным взглядом гринписовки, благополучно свалилась на пол, под ноги поправшей ее непреклонной красавицы.
Да, подумала Дуня, видно, проштрафившийся любовник сильно насолил предмету своей страсти, если этот предмет будто задался целью убить преступника своим пренебрежением, еще более подчеркивая это пренебрежение любезным и обходительным обращением с Юлией и даже со столь незначительной
Анжела, не собираясь останавливаться на достигнутом, предложила Юлии и Дуне отправиться на верховую прогулку. Юлия уклонилась от участка в конном круизе, а Никита, напротив, напросился и взял на себя все сопутствующие хлопоты. У Дуни, разумеется, даже не сочли нужным поинтересоваться, ездила ли она вообще когда-нибудь на лошади. К счастью, в седле она держалась хорошо, а костюм для верховой езды ей пожертвовала Юлия. За свои хлопоты, за услужливость Никита получил заранее предназначенное ему вознаграждение — Анжела всю дорогу ехала рядом с Дуней и разговаривала только с ней, а Никита болтался позади, как собачий хвост. Анжела за все время не перекинулась с ним и двумя словами.
Дальше — больше. У Артюнянцев вечером собиралась великосветская тусовка золотой молодежи, и Анжела пригласила Никандровых — Юлию и присоединившегося к компании старшего ее брата Изяслава, — а также Дуню принять участие в гламурном мероприятии. Никита, уже на грани нервного срыва, истерическим тоном спросил, распространяется ли приглашение и на него? Анжела, не удостоив его ответа, лишь равнодушно пожала плечами: мол, не посылать же особого приглашения какому-то не стоящему внимания ничтожному субъекту?! Ну а если придет, пусть толчется на задворках, за спинами достойных кавалеров. Никита, выброшенный на моральные задворки посредством использования той же Дуни, волей-неволей вынужден был обратить часть своего внимания на предмет, которым его шибали, пинали и толкли. И это хоть и ущербное, но все же внимание, не столько радовало Дуню, сколько приводило в ужас. Известно, что есть только шаг от любви до ненависти, и передвижение Анжелы в этом направлении своей быстротой подтверждало краткость расстояния между двумя антиподами. Но и обратная дорога к Храму временно порушенной любви может оказаться не длиннее. Тогда даже то ничтожное внимание, которое Никита уделил молоту-наковальне-толкушке, разъярит Анжелу сильнее, чем красная тряпка быка, и она поднимет Дуню на рога, как неудачливого матадора. И даже если Анжела окончательно порвала с Никитой, ей, как и любой женщине — миллиардерша она или костюмерша, — не понравится, что бывший любовник уделяет внимание другой девушке. И этой другой мало не покажется! Для Дуни же ссора с Анжелой вообще была бы смерти подобна! Если Додик об этом узнает, не дни, а часы Дуниной жизни будут сочтены! Но и с Никитой ее связывали самые светлые надежды, и предать их — значило похоронить свое счастливое будущее. Лавируя между молотом и наковальней, посередке двух смертей, Дуня искала и нашла единственно верное и гениальное в своей простоте решение. Это было как простоватая на первый взгляд стихотворная строка «Евгения Онегина» — «Мой дядя самых честных правил…». Простенько? А попробуй, напиши нечто подобное!
Короче, выбрав удобный момент, чтобы слышали и Анжела, и Никита, Дуня обратилась к Юлии с маленькой просьбой… Дело в том, что в институте в Дуню безумно влюбился милый юноша старшекурсник Павлик Бранд, мальчик из порядочной семьи. Он умоляет Дуню выйти за него замуж. Родители Павлика, папа — видный бизнесмен и мама — светская дама, уже души не чают в будущей родственнице. Дуня окончательного решения не приняла, но относится к Павлику очень хорошо и готова во всем помогать жениху. А Павлик — большой поклонник Гринписа, душой болеет за несчастных бродячих животных и хотел бы построить для них приют. Слышал об успехах Юлии в этой области, хотел бы с ней проконсультироваться и перенять передовой опыт. Нельзя ли Дуне захватить его с собой при следующем визите? Ну, Юлию только помани бездомной собакой или кошкой! Побежит, как осел за морковкой!
— Конечно, конечно, приводите своего жениха! Готова помочь и советом, и делом, — обрадовалась гринписовка новому единомышленнику.
Спустя пару недель Дуня познакомила Павлика не только с Юлией, но и с Маршей, прилетевшей из Америки, а также и с Никитой, и с Анжелой. И одним выстрелом подстрелила сразу трех зайцев. Во-первых, дала понять Анжеле, что никак не претендует на Никиту и разделяет Анжелино возмущение мужским непостоянством. Во-вторых, намекнула Никите, что она не из тех девушек, которые соглашаются посещать его апартаменты за золотые побрякушки. Или серьезные отношения, или — до свидания, и Дуня уже «другому отдана и будет век ему верна». Другие-то не крутят носами, не кочевряжатся, не то что просто в жены берут — с руками отрывают! Так что думай, Никита! — вдалбливала она на наглядных примерах благие мысли в золотомолодежную голову Никандрова-младшего. В-третьих, выяснилось, что Юлия за собачачьими заботами никак не соберется завести себе молодого человека, что Никита ей настоятельно советовал. Никитой сказано — ею, Дуней, тотчас сделано. Опять же, смекай, Никита! Может, такая понятливая, умная и преданная жена тебе и нужна? Ты не успел высказать пожелание, а она уже стрелой летит его выполнять! А Павлика она попросит слегка за Юлией поухаживать, но любит-то Павлик ее, Дуню! Дуню и предпочтет! И Дуня поднимет свой женский авторитет перед Никитой уже за счет Юлии, которая останется с утертым носом. Жаль простодушную собачницу? Что делать! Жизнь вообще жестока, а уж к простодушным в особенности!
Правда, тут не все получилось так, как задумывалось Дуней. Павлик что-то с большой радостью согласился для вида поухаживать за Юлией, как только ее увидел, и так усердно выполнял Дунино предписание, что упомянутый Дунин женский авторитет не укреплялся, а совсем наоборот. Но это горе оказалось не без радости. Зато Анжела прониклась к Дуне сочувствием и симпатией, как тоже пострадавшей от мужского непостоянства. Женская солидарность! Битой скорее посочувствует тоже битая… в моральном смысле, понятно! Но изменщику Павлику его подлость в отношении Дуни тоже не пошла впрок. Юлия на радостях, что наконец-то нашла себе не просто поклонника и кавалера, а настоящего единомышленника, без лести преданного идеалам Гринписа, таскала Павлика по собачьим приютам, кошачьим подвалам, общепитательным помойкам и населенным одичавшими и оборзевшими бобиками пустырям. Лжегринписовец Павлик терпеть не мог собак, да и к кошкам относился прохладно, поэтому и Юлия стала ему казаться какой-то обопсовевшей. На ее фоне Марфа, не заставлявшая его жертвовать брюками и филейными частями тела в гуманитарных схватках с зубастыми кобелями и блохастыми шавочками, казалась особенно женственной и нежной, как цветок розоволепестковый. И Павлик инстинктивно сорвал с клумбы цветочек аленький и поднес его рыжекудрой Марше: подарил цветок — цветку! К сожалению, этот галантный поступок засекла Юлия — и дважды неверный поклонник уже через полчаса был госпитализирован в травматологию с переломом ноги. Потом отец отправил его доучиваться в Америку: то ли от греха подальше, то ли бизнес папин пошел в гору. На кого и деньги тратить, как не на единственного сына?
Если осрамившейся Юлии Анжела не слишком сочувствовала, то обманутую неверным Павликом Дуню прямо-таки полюбила. Дуня уже бывала у нее куда чаше, чем у Никандровых. Анжела даже познакомила ее с отцом. Представляя подругу, сказала многозначительно:
— Дуня со своей мамой приняли фамилию Артюнянц, потому что Дунина мама — урожденная Подосинкина!
Ю. Б. Артюнянц вежливо пожал Дуне руку и неопределенно промолвил:
— Гм…
Поскольку после этого представления Дуню за ворота поместья не выкинули, она сделала вывод, что олигарх не считает ее наглой самозванкой и Подосинкины действительно состоят в каком-то отдаленном родстве с Артюнянцами.
Анжела брала Дуню с собой на гламурные тусовки, презентации, где собирался московский бомонд, они вместе посещали аристократические клубы, куда вход обычным людям был строго заказан, и прочие эксклюзивные места, о существовании которых Дуня раньше и не подозревала. Но не чуралась Анжела и простых народных развлечений. Например, узнав, что Дуня получила первый приз на районных соревнованиях по стрельбе и тренер даже предсказывал ей большое будущее в этом виде спорта, Анжела попросила научить метко стрелять и ее. За один день в поместье построили прекрасный тир, и скоро под руководством Дуни Анжела стала стрелять очень прилично. Но больше всего Анжела любила конные прогулки. Ездили они по лесным тропинкам с Дуней вдвоем, не считая, разумеется, охраны, и в компании с Юлией и Марфой. С Никитой Анжела, по всей видимости, порвала окончательно и демонстративно его игнорировала, но присутствию отставного любовника в сопровождавшей ее кавалькаде не препятствовала. Лишь пожимала плечами и объясняла, что этот непорядочный и подлый человек стал ей настолько безразличен, что здесь он или за тысячу километров, на Лазурном побережье Франции, ей все равно. Изредка к их конноаристократическому обществу присоединялся Изяслав, и каждый раз при виде Анжелы он лучился от счастья, словно солнышко, а расставаясь, горько сожалел, что не может наслаждаться обществом Анжелы чаще: дела не позволяют. Изяслав управлял крупной папиной компанией и слыл успешным бизнесменом. Похоже, он был бы не прочь занять освобожденное Никитой место в сердце Анжелы. Насколько это ему удалось, Дуня не знала, так как Анжела отличалась довольно скрытным характером и редко откровенничала. Но несколько раз обронила, что ей нравится и характер Изяслава, и его внешность. Тот был высокого роста, брюнет с удлиненным лицом, всегда в очках. И очки вписывались в его несколько засушенный вид. О характере Изяслава Дуня судить не могла, потому что он с ней почти не общался, но по первому впечатлению был довольно нудным типом. Дуне гораздо больше нравился Никита, румяный, голубоглазый, с вьющимися каштановыми волосами. Всегда веселый, хотя и ехидноватый. Но о привычках, как и о вкусах, потенциальные невесты не спорят, а став законными женами, исправляют их у безалаберных мужей домашними средствами.
Однажды Анжела в очередной раз расхваливала Изяслава, а тут как раз позвонил Никита и через Дуню (Анжела отказывалась с ним разговаривать и по телефону тоже) пригласил их на совместную прогулку. Анжела с презрением отказалась. И тогда Дуня рискнула осторожно выяснить: не станет ли Анжела возражать, если Дуня одна встретится с отвергнутым и преданным Анжелой забвению опальным любовником? Анжела ответила, что это Дунина воля — встречаться ей или не встречаться с Никитой. Но по ее мнению, Никита — гадкий, лживый и непостоянный мужчина. Доверяться ему она не посоветовала бы никакой девушке, и Дуню, свяжись она с ним, ждет разочарование почище, чем с беглым Павликом. А впрочем, она никому своего мнения навязывать не собирается! Так Дуня получила возможность, не ссорясь с Анжелой, почти открыто встречаться с Никитой. Почти — потому что благоразумие подсказывало не травмировать психику Анжелы картиной любовного счастья бывшего ее мил-дружка с нынешней ее же подругой-родственницей. А совсем втихомолку она уже и до Анжелиного согласия пару раз осчастливила Никиту, посетив обе его обители. Полюбовалась коллекцией ювелирных изделий всех стран и народов и получила в подарок от гостеприимного хозяина статуэтку тайского божества из чистого золота. В двухуровневой московской квартире восхищалась работами знаменитых художников-модернистов. Никита и там подарил ей картину всемирно известного живописца, вот только фамилию его Дуня позабыла. Но у себя дома, в Разнесенске, ей пришлось эту картину спрятать за шкаф, после того как господин Федотов отнес ее в сарай, где жил пес-защитник, а верный, но трусливый пес стал жалобно выть и рваться вон. Видимо, принял изображенное на художественном полотне за увеличенный вирус бешенства и убоялся столь опасного соседства.