Перо бумажной птицы
Шрифт:
Их провели в кухню. Хозяйка без всякого смущения смахнула рукой крошки со стола в подставленную горсть. Гора немытых тарелок в раковине, заплесневелые горбушки, сор под ногами, обертки от конфет, валяющиеся на подоконнике… Приоткрылась дверь, и на пороге показались двое: парень и девушка с помятыми лицами.
Чернявые. Невысокие. Оба с нездоровой кожей и сальными волосами. Они подозрительно уставились на гостей, не говоря ни слова.
– Это детки мои, Инга и Олежек, – радостно представила их Людмила. – Вадим спит, скоро выйдет. Надежда моя – старшенькие! У меня от них секретов нету…
«Зато у Инги с Олежеком своих хватает», – подумал Бабкин. Эти двое
Но произошло все не так. Когда Макар объяснил, кто они и зачем приехали, Олег и Инга явственно расслабились. Девушка заварила чай, ее брат нарезал бутерброды с сыром. Сыр был засохший, масло отдавало прогорклым, но Сергей невозмутимо сжевал бутерброд: если тебе что-то нужно от свидетеля, никогда не отказывайся от угощения.
– Следы Даши нашлись в Москве, – сказал Илюшин, – мы видели ее вчера, но она снова пропала.
Ее мать осуждающе поджала губы:
– Шальная девка! Сколько в нее вложено, а все не впрок!
– Вы не могли бы рассказать о ней побольше? И об обстоятельствах ее исчезновения. Вы не поддерживали с ней связь все это время?
– Поддержишь тут, как же, – с горечью сказала Людмила. – Ни телефона не оставила, ни адреса. Прыг в чужую машину – и укатила, будто так и надо. Вот так растишь их, растишь, душу вкладываешь, куски от себя отрываешь… Она ведь после интерната в химико-технологический поступила, училась хорошо, а еще работать успевала! Официанткой устроилась, такие деньги зашибала на чаевых… Все ее любили! А вместо этого…
– После какого интерната? – уточнил Макар.
– С восьмого класса Даша перешла из школы в наш местный интернат, на пятидневку. Хорошее место! Я бы и сама у них пожила!
– Интернат специализированный, с каким-то уклоном?
– Да нет, обычный…
– А почему Даша училась в интернате, а не в школе? – нахмурился Илюшин.
Людмила всплеснула руками:
– Как все эти рты-то прокормить? Они каждый день есть просят! Чай, дети, не собаки… На всех попробуй тут повертись-приготовь-разогрей… А в интернате – на всем готовом. Дашке повезло, она одна из всех моих туда попала.
Олег и Инга жевали, не высказывая никакого интереса к беседе.
– У Даши был бойфренд? – спросил Макар.
– Ей об учебе надо было думать, а не о парнях. – Мать напустила на себя строгий вид, и Бабкин легко представил, что именно с таким выражением лица она разговаривала с дочерью. От тоски сводило скулы. – Нет, никаких шашней, я бы такого в своем доме не допустила!
Илюшин вопросительно взглянул на Ингу. Старшая сестра могла знать то, что скрывалось от матери.
– Дашка ску-у-уучная, – протянула та. – С такой никто мутить не станет. Не было у нее никого.
– С кем же она уехала?
Из дверей выполз кривобокий сонный парень в семейных трусах. Взглянул на сыщиков мутными глазами, сцапал со стола бутерброд, промычал что-то и исчез. Вадим, понял Бабкин. Надежда маменькина.
– Мужик какой-то ее увез, – внезапно сказал Олег. – Старый. С ним тетка была. Это нам соседка сказала, она их видела. Они к Дашке не в первый раз приезжали. В кафе ее возили, все о чем-то говорили с ней. Дважды они здесь были, точно. А сами – москвичи.
– Откуда это известно?
Парень взглянул на Илюшина снисходительно:
– На московских номерах они были, вот откуда.
Бабкин записал имя и адрес соседки.
Илюшин машиной не очень заинтересовался.
Правда, у Белоусовой нашлись фотографии. С детских снимков смотрела неулыбчивая светловолосая девочка. Смеялась она лишь там, где фотограф поймал ее в обнимку с какой-то лохматой дворнягой.
– В Москве ей, конечно, делать нечего, вы если ее найдете, так и скажите: пусть возвращается, я ругаться не буду, хотя подлость она совершила, конечно…
Ее речь перебили пронзительные вопли. В кухню вбежали две девчонки, одна не старше пяти, вторая лет тринадцати. Эта вторая показалась Бабкину странноватой: рот перекошен, глаза навыкате. Мать отмахнулась от обеих. Инга поймала младшую сестру за руку, откуда-то выхватила расческу и за минуту заплела ей косички, пока малышка приплясывала от нетерпения. Выпустила – и в следующую секунду та исчезла. Сестра с пронзительным визгом, от которого закладывало уши, помчалась за ней.
– Ирка! Светка! А ну не топать! Завтракать идите нормально! А я Дашу, значит, приучала ко всему, – не меняя интонации, продолжала Людмила, – и к огороду, и дома по хозяйству, уборка там, знаете, готовка… И за младшими приглядеть. Она бы у меня всему научилась…
– А старшие ваши дети? – спросил Макар, воспользовавшись тем, что Олег с Ингой вышли. – Они вам помогают?
Она засмеялась, показывая неровные зубы.
– Эти-то трое? Да вы что! С ними проблем не оберешься. Олежек у меня все нервы истрепал, я с ним седая стала: и пил, и дрался, и воровали они с Вадиком, и машину как-то угнали и разбили, чуть не сели, пришлось везде заносить… – Она говорила с простодушной уверенностью ребенка, не сомневающегося в правильности своих поступков. – Инга тоже моей крови попила. То с алкашом каким-то связалась, потом с уркой – только из тюрьмы вышел, искал себе проститутку для приработка… Да и воровства выше крыши… – Она махнула рукой. – Они у меня драчуны, первые-то. В их старших классах я хваталась за любую подработку. За выбитые зубы кто должен платить? Мамочка! А руку Олежек сломал однокласснику – она сама не срастется, доктор денег стоит. От директора не вылезала, везде в ножки кланялась, просила дотащить моих балбесов до конца школы… Младшие вон тоже… Одной только бы носиться. Ногти фломастерами накрасила – и больше ей ничего не нужно! В школе двойка на двойке. И за Пашкой глаз да глаз. Тихоня он, себе на уме. Любая мать знает: если дети притихли – значит, где-то рядом будет пожар.
Она визгливо рассмеялась. Бабкин подумал, что после всего рассказанного ею шутка вовсе не выглядит смешной.
За приоткрытой дверью ему почудилось какое-то движение. Он бросил короткий взгляд: подросток, худой и невысокий, прятался в темноте. Во всяком случае, он и впрямь был тихоней. Если б не его неосторожное движение, Сергей ничего не заметил бы.
– И в интернате Дашку всегда хвалили, – с гордостью продолжала Белоусова. – Это она в меня такая старательная!