Пером и шпагой (др. изд.)
Шрифт:
Никита Иванович с достоинством поклонился:
– Вот каково тебе досталось, матушка, наследство от прошлого: прими и владычествуй нам в радость.
И в ответ Панину поклонилась Екатерина – с иронией:
– Хороший же узелок завязала покойница Елизавета! Однако не из пужливых я, сам ведаешь. И мыслю наперед тако: первое есть и наиглавнейшее – воссоединить с Великой Русью народы украинский и белорусский. Турцию, дабы не алкала более крови славянской, усмирить войною! И на веки веков стоять от Черного до Балтийского моря крепко. Во всю
Примчался из ссылки опальный Бестужев-Рюмин. «Меня-то, меня забыли!» – так и было написано на его лице. Но императрица андреевскую ленту на грудь ему повесила, и – от ворот поворот.
– Немыслимо, – призналась Екатерина Орлову, – быть ему при моей особе: тетушку продавал и меня продаст, ворон!
Старый карьерист не хотел сдаваться так просто. Бестужев выдвинул в сенате подхалимский проект: сразу же (!) присвоить Екатерине титул «матери Отечества» и немедля окрутить ее с Григорием Орловым.
Бестужев действовал активно. Заручился поддержкой духовенства, собирал под своим проектом подписи вельможные. Гришка обрадовался, что царем станет, но Екатерина повелела проекты Бестужева бросить в печку и забыть о них, как о бессовестных.
– Я и сама, как женщина вдовая, вольна собой располагать. А ты, Петрович, – сказала она бывшему канцлеру, – не суетись шибко, коли кавалером андреевским стал, и езжай куда-нибудь к водам теплым. Пора тебе о здоровье своем поразмыслить…
Вельмож века Елизаветы, что поседели в кознях и хитростях, она осыпала милостями, но разогнала их умирать своей смертью по задворкам империи. Теперь, в канун решающего часа жестокой битвы с Турцией, России требовались новые дипломаты и молодые полководцы – не чета старым.
Мы не прощаемся с Россией, как это сделал де Еон.
Мы, читатель, еще вернемся к России.
Действие пятое
Превращения
Занавес
Просматривая однажды «Опыт российской библиографии» известного Сопикова, я под № 4007 обнаружил наличие на Руси книги с таким сногсшибательным заглавием:
«Жизнь, достойная примечания
прежде бывшего Кавалера дЭона, а нынешней
Г-жи дЭоны де Бомонтъ.
Переводъ с немецкого С. В.»
Книга была выпущена в Москве «с указного дозволения» в 1787 году, всего в 56 страниц серой шероховатой бумаги, на какой вообще печатались тогда книги. Ко времени выхода в свет каталога Сопикова (1815 год) книжица стоила ерунду – 25 копеек.
Но через семь лет, включенная в смирдинский каталог под № 3402, она уже обозначилась, как редкость, в цене двух рублей. Сумма немалая! Значит, почему-то
Но тогда совсем не это меня поразило. А… сама суть.
«Как же так? – недоумевал я. – Был кавалер, а стал дамой… Может, ошибка издателя на титуле или курьез природы?»
С этого времени я внимательно следил за каждым упоминанием имени де Еона в нашей богатой исторической литературе. Не ленился собирать о нем сведения везде, где только можно. Мне повезло: в моей библиотеке собрано, вероятно, все, что касается де Еона.
И постепенно – не сразу! – у меня в душе сложилось убеждение: поведать любопытному читателю необыкновенную историю жизни этого странного и незаурядного человека.
Из предыдущего читатель знает, что король Франции составил заговор против своих министров. Но «секрет короля» переживал тяжелый кризис: абсолютизм Франции входил в полосу климактерии, после чего последуют бессилие и бесплодие.
На авантюрах и вранье прожить трудно. Даже королям!
Именно в личной судьбе де Еона полнее всего и отразилась вся никчемность личной дипломатии королей. А точнее сказать – вообще европейской дипломатии XVIII века…
Как следует отточим шпагу и заострим перо – в этой части книги нам предстоит особенно часто ими пользоваться!
Итак, пусть взовьется занавес перед последним актом человеческого ничтожества, и на том багровом занавесе да будут начертаны слова из «Торжествующего хамелеона»: «Сие поистине одно токмо французы производить способны!»
Людовик был удручен, и это заметили многие.
– Терсье, – сказал король поверенному своих тайн, – наш де Еон прислал несколько писем из Лондона, и очень странных писем. Вы не находите? Или назначение послом вскружило ему голову?
– Если так, – отвечал Терсье, – то наша дорога дальше опасна, ибо вожжи сейчас в руках этого молодца!
– Вот именно. Я уже говорил с Праленом, и министр советует отозвать де Еона обратно. Последите за ним: если де Еон свихнулся, надо приложить все старания, чтобы тайны, ему вверенные, не вышли из его спальни…
Что же натворил там наш веселый и развязный кавалер?
Да в общем-то ничего особенного. Нивернуа растранжирил посольскую кубышку и улизнул, де Еон наделал новых долгов, и теперь кредиторы требовали расплаты. А где взять? Хотя адрес и был известен: «Франция, Версаль, король!»
Однако министерство встревожили даже не долги (какой дворянин не был должен тогда?). Дерзкий тон, в каком де Еон разговаривал с помпадурами и помпадуршами, – вот чего не прощал абсолютизм. Не надо забывать, что наш герой жил в XVIII веке, когда подчиненные были только униженными сикофантами перед престолами своих начальников, и Прален решил пресечь дерзости.
– Граф Герши, – приказал Прален новому послу, – отправляясь в Лондон, захватите и отзывные грамоты на де Еона. Мы подержим его в Бастилии на луковой похлебке.