Перси Джексон и последнее пророчество
Шрифт:
Я посмотрел на Луку, и гнев закипел у меня в груди. Я даже не знал, осталась ли хоть капля его прежнего сознания внутри этого тела. Может быть, его голос так изменился, а может, просто Кронос приспосабливался к своей новой форме. Я сказал себе, что это не имеет значения. Луку обуяли зависть и злоба задолго до того, как Кронос завладел им.
Голос у меня в голове сказал: «Тебе так или иначе придется сразиться с ним. Так почему не сейчас?»
По великому пророчеству я в шестнадцать лет должен был сделать выбор, который спасет или погубит мир. До шестнадцатилетия мне оставалась неделя.
Лука, словно прочтя мои мысли, улыбнулся. Нет, это был Кронос. Я должен помнить это.
— Ну, иди ко мне, — сказал он. — Если не трусишь.
Толпа монстров раздалась. Я двинулся вверх по лестнице. Сердце у меня колотилось. Я ждал удара ножом в спину, но они позволили мне пройти. Я засунул руку в карман и обнаружил там мою авторучку, снял колпачок — и Анаклузмос превратился в меч.
В руках у Кроноса появилось оружие — двухметровая коса наполовину из небесной бронзы, наполовину из смертоносной стали. Да, от одного только вида этой штуки мои колени начали подгибаться. А потому, чтобы не передумать, я бросился в атаку.
Время замедлилось. В буквальном смысле, потому что Кронос обладал такой способностью — менять ход времени. Мне казалось, будто я двигаюсь в сиропе. Руки у меня стали такими тяжелыми, что я едва мог удержать меч. Кронос улыбнулся и взмахнул косой с обычной скоростью, ожидая, когда я доползу до своей смерти.
Я попытался воспротивиться его колдовству и сосредоточился на море вокруг меня — ведь море было источником моей силы. С годами мне удавалось делать это все лучше и лучше, но теперь ничего не получалось.
Я сделал еще один шаг вперед. Великаны издевательски засмеялись. Смех дракониц походил на шипение.
«Океан, — взмолился я, — ну что тебе стоит?!»
Внезапно меня чуть не скрутило от боли внутри. Весь корабль наклонился набок, и монстры попадали с ног. Из бассейна выплеснулось четыре тысячи галлонов соленой воды; я, Кронос и все на палубе вымокли с головы до ног. Вода вернула меня к жизни, разрушив колдовство времени, и я бросился вперед.
Я нанес удар Кроносу, но резвость еще не вернулась ко мне в полной мере. Я совершил ошибку — посмотрел в его лицо, в лицо Луки, когда-то бывшего моим другом. И хотя я его ненавидел, убить его мне было трудно.
У Кроноса же никаких сомнений не имелось. Он взмахнул косой. Я отпрыгнул назад, и опасный металл прошел в миллиметре от меня, вырвав щепу из доски в палубе между моих ног.
Я лягнул Кроноса в грудь. Он подался назад, но оказался тяжелее, чем должен был быть Лука. Ощущение — словно я лягнул холодильник.
Кронос снова взмахнул косой. Я перехватил ее Анаклузмосом, но удар был настолько сильным, что мой клинок смог только изменить его направление. Кончик косы вырвал кусок моего рукава и поцарапал предплечье. Порез не мог быть серьезным, но вся эта сторона моего тела взорвалась от боли. Я вспомнил, что один тельхин как-то раз сказал мне о косе Кроноса: «Осторожнее, дурачок. Одно прикосновение — и эта сталь отделит твою душу от тела». Теперь я понял смысл его слов. Дело было не в потере крови. Я чувствовал, как меня покидают силы, воля, как я теряю свое собственное «я».
Я, спотыкаясь, отступил, перебросил меч из правой руки в левую и отчаянно бросился вперед. Мой клинок должен был пронзить его насквозь, но лезвие отскочило от живота титана, словно тот был из мрамора. Кронос ни в коем случае не должен был остаться в живых после такого удара. Но Кронос рассмеялся.
— Очень плохо, Перси Джексон. Лука говорит, что в искусстве фехтования ты никогда не мог с ним сравниться.
В глазах у меня помутилось. Я знал, что времени остается мало.
— Лука все время задирал нос, — сказал я. — Но у него, по крайней мере, была собственная голова на плечах.
— Жаль тебя убивать до того, как окончательный план будет реализован, — размышляя вслух, сказал Кронос. — Мне бы хотелось увидеть ужас в твоих глазах, когда ты поймешь, как я собираюсь уничтожить Олимп.
— Ты никогда не доберешься на этой посудине до Манхэттена. — Рука моя пульсировала болью, в глазах мелькали черные точки.
— Это еще почему? — Золотые глаза Кроноса сверкали. Его лицо — лицо Луки — казалось похожим на маску, неестественную, подсвеченную изнутри какой-то злобной энергией. — Может быть, ты рассчитываешь на своего дружка со взрывчаткой?
Он посмотрел вниз на бассейн и позвал:
— Накамура!
Парнишка в полном греческом доспехе протиснулся сквозь толпу. На левом глазу у него была повязка. Конечно же, я знал его: Эфан Накамура, сын Немезиды. Прошлым летом я спас ему жизнь в Лабиринте, а этот маленький мерзавец в благодарность помог Кроносу вернуться к жизни.
— Все в порядке, повелитель, — доложил Эфан. — Мы его нашли, как вы и велели.
Он хлопнул в ладоши, и вперед вышли два великана, волоча за собой Чарльза Бекендорфа. Сердце у меня едва не остановилось. Один глаз у Бекендорфа распух, руки и лицо в царапинах. Доспехи его исчезли, а рубашка была почти вся разорвана.
— Нет! — выкрикнул я.
Бекендорф встретил мой взгляд. Он посмотрел на свою руку, словно хотел что-то мне сказать. Его часы. Они еще оставались на нем, а в них — детонатор. Успел ли он установить взрыватели? Но эти монстры наверняка должны были их снять.
— Мы нашли его в трюме корабля, — сказал один из великанов. — Он пытался проскользнуть в машинное отделение. Можно, мы его теперь съедим?
— Уже скоро, — отозвался Кронос, с прищуром посмотрев на Эфана. — Ты уверен, что он не поставил взрыватели?
— Он шел в направлении машинного отделения, повелитель.
— Откуда тебе это известно?
— Гм… — Эфан неловко переминался с ноги на ногу. — Он шел в том направлении. И потом, он сам нам сказал. У него рюкзак набит взрывчаткой.
Истина медленно стала открываться мне. Бекендорф провел их. Поняв, что его схватят, он сделал вид, что направляется в другую сторону. Он убедил их, что еще не успел заминировать машинное отделение. Греческий огонь все еще можно было привести в действие. Но пока мы оставались на корабле, нам это не сулило ничего хорошего. Если бы нам удалось убраться с него — тогда другое дело.