Перспектива смерти
Шрифт:
– Евгений Карлович, скажите. А может у Трошина были враги? Может, он кого из местных авторитетов прищучил? – миролюбиво спросил Толстиков и перевел свой взгляд с Полякова на Бочкина.
Подполковник нервным движением достал из кармана форменных брюк платок и вытер вспотевший лоб.
– Да нет. По последним делам мы так, мелочевку расследовали. Убийства если и были, то в основном бытовые. Ну, знаете ли, пьяный муж жену зарезал, или наоборот. Так все по мелочи. Особых то дел в нашем небольшом городишке не было. Не знаю я. Вряд ли кто-то у него из врагов был такой, что решился на убийство. – Бочкин вновь вытер лоб платком.
– Да вы, садитесь, Евгений Карлович, садитесь. Что стоять то, как на плацу. Кстати у вас прямой с генералом есть? – словно добрый учитель спросил Толстиков.
– Да, да конечно, вон красный аппарат.
– Хорошо. После нашего разговора я позвонить должен. Ну, а вы что думаете? А Виктор Степанович? – Толстиков вновь покосился на Полякова.
Виктор пожал плечами. Он отвечать не торопился. Не спеша, достал из кармана сигареты и закурил. Стряхнув пепел, он посмотрел в глаза Толстикову. Тот ждал его ответа. В кабинете воцарилась напряженная тишина. Поляков выпустил дым и тихо сказал:
– Я подозреваю, что это вообще один человек сделал.
– Нет, не может быть! Зачем кому-то убивать свидетеля и начальника уголовного розыска? – запротестовал Бочкин.
Он уселся на стул и сложил руки на коленках как школьник. Толстиков, не замечая его протестов, сощурил глаза и спросил Виктора:
– Почему, вы так решили?
– Да потому, что этот человек прекрасно знал, что ему надо.
– И что же ему надо было? – Толстиков немного разозлился.
Бочкин, видя это, притих. Начальник ГОВД хотел, было что-то возразить, но не решился. Он боязливо посмотрел на Лесину. Та, как ни в чем не бывало, курила и смотрела в окно.
– Ему надо было устранить главных свидетелей. Что бы вообще никто ничего сказать не мог. Вот и все. Что бы вообще все концы отрезать. Сейчас в нашем деле – их практически нет. Все. И главное нет официальных бумаг.
– Каких еще бумаг? – подала голос Лесина.
Она тоже насторожилась. Затушив окурок, Вера отошла от окна и сила рядом с Виктором.
– Вера, ты что забыла, наши последние минуты общения с покойным Трошиным? – Поляков спросил это медленно, стараясь освежить воспоминания следователя.
– А что? Вроде просто попрощались. И все. Уехали.
– Нет не все. Ты хотела забрать у него, протокол опроса. Который он сделал с единственного свидетеля. И в этом протоколе значит, было, что-то важное. И второе – если убит главный свидетель – значит, он мог видеть наших главных друзей.
Толстиков в этот момент, встал из-за стола и махнув рукой, вежливо сказал Бочкину:
– Евгений Карлович, вы не могли бы, на несколько минут нас оставить!
Бочкин охотно вскочил со стула и почти побежал к выходу. Начальник ГОВД словно ждал этих слов. Было видно, что ему совсем не хотелось вникать в подробности какого-то пусть даже очень важного дела. Подполковник выскочил из кабинета, словно довольный ученик, освобожденный учителем, от ненавистного ему, урока алгебры.
Толстиков, проводил его взглядом. Когда дверь закрылась, зло сказал:
– Я попрошу, впредь при посторонних, вообще о нашем деле не говорить!
Лесина удивленно на него посмотрела:
– А что вы так раздражаетесь? Причем тут Бочкин. Он вроде не посторонний. В его отделе – убили начальника уголовного розыска. А до этого одного из главных и единственных свидетелей. Так, что ваше замечание не уместно.
– Нет уместно! Это дело под особым контролем генерала. Вот-вот и сюда из Москвы понаедут птицы высокого полета! Так, что попрошу сохранять секреты!
– Петр Кузьмич прав, говорить нам теперь вообще стало опасно. Просто опасно. Информация уходит с бешенной, быстротой. И я уже то же честно говоря боюсь говорить, – встал на сторону Толстикова Поляков.
Вера с укоризной посмотрела на него. Толстиков довольно кивнул головой. И тут же раздраженно молвил:
– А вот вы бы вообще молчали Виктор Степанович! Молчали! Мне вообще все не нравится!
– Что именно.
– Хм, как вы говорите – утечка информации.
Поляков удивленно вскинул брови:
– А причем тут я?
– А я вам объясню. Я уже второй день для себя делаю кое-какие выводы. И они не очень лицеприятные для вас. И мне все больше кажется, что я прав, – Толстиков встал со своего места и подошел к Виктору.
В этот момент он очень напоминал следователя НКВД, времен тридцатых. Так, по крайней мере, себе их представлял Поляков. Ехидно зловещий тон и глумление над жертвой. Не хватало только настольной лампы из коричневой пластмассы. Причем жертва обречена, ни важно виновата она или нет. Просто, следователь так для себя все решил. А вернее, кто-то решил за него. Сверху. И это все.
– Что-то я не пойму ваших намеков Петр Кузьмич! – Поляков разозлился.
– Да какие там намеки. Просто стечение фактов. И вы это прекрасно понимаете.
Лесина с удивлением смотрела на Толстикова. Тот, взглянув на Веру, продолжил:
– А вот какие. Как только вы отправляетесь по следам – так все начинает походить на кошмар. Одно убийство за другим.
– Не понял.
– Та бойня на трассе. Ведь вы главное нам не сказали.
– Что главное?
– Кого, убили, эти оборони и за что!
– И кого же?
– Ну, Виктор Степанович, вы сами напросились. Теперь не обижайтесь.
– Да что мне обижаться говорите, раз уж все знаете. Так даже лучше будет.
Лесина посмотрела по очереди то на одного, то на другого собеседника и возмущенно спросила:
– Погодите! О чем речь? Я что-то не пойму, тайны какие-то! Я ведь следователь и не просто! А старший следователь по особо важным делам и веду это дело! Так, что будьте добры, не говорите загадками!
– А я и не говорю загадками. Я наоборот – хочу, чтобы и вы знали информацию! – Толстиков ехидно улыбнулся Вере.