Перстень Александра Пушкина

Князева Анна

– Внешность того мужика описали?

– Да, – ответила Курочка. – Только это еще не все.

– Что еще?

– Тот тип расплатился карточкой.

– И?

– Я упросила продавщицу показать мне один бухгалтерский документик, сфотографировала его и показала своей подруге.

– А кто у нас подруга? – поинтересовался Сергей.

– Неважно. Важно, что карта принадлежит Трифонову Александру Евгеньевичу.

Сергей помолчал.

– Четко сработано. Думаю, ты знаешь, что Флегонтов

его разыскивает?

– Знаю, – Курочка продолжала: – Но и это еще не все…

– Даже не знаю, что тебе на это сказать.

– Я попросила подругу глянуть движение средств на его лицевом счете.

– Глянула?

– Только одним глазком.

– И что там?

– Еженедельные поступления. Суммы очень большие.

– Трифонов – подозреваемый, проходит по делу об убийстве. Думаю, с помощью Флегонтова ты получишь разрешение на полный отчет по движению средств на его счете. Прошу, выясни, кто ему платит.

В комнате появилась Полина.

– Ужин готов.

– Минуту. – Сергей прикрыл трубку рукой и свернул разговор: – Ну, все, Нина Витальевна, завтра я тебе позвоню, пожалуйста, сделай то, о чем я тебя попросил.

На кухонном столе лежала белая скатерть, стояли две свечки и бутылка вина.

– По какому случаю торжество?

– Считай, что без повода. Просто, чтобы поднять настроение. Горячее накладывать?

– Сначала салат… – Сергей положил в свою тарелку ложку салата и поднял глаза на жену. – Садись.

Полина сняла фартук и села.

Он разлил по фужерам вино.

– За успешный исход дела!

– За нашу победу! – поддержала Полина. Они выпили и начали есть. Говорить старались на отвлеченные темы, однако беседа не слишком-то клеилась. Когда Полина разложила по тарелкам котлеты, Сергей вдруг спросил:

– Если я попрошу тебя найти кое-что в Интернете?

– Без вопросов. – Она улыбнулась. – Скажи, что, и я разыщу.

– Найди, что значит та надпись. Оттиск на сургуче сохранился, значит, должен быть перевод.

– Ты имеешь в виду перстень Пушкина?

– Кстати, Борис Ефимович назвал его сердоликовым.

– Это потому, что существует еще один – с изумрудом. И он хранится в музее.

– На нем тоже что-то написано?

– Нет. Обычный изумруд, оправленный золотом.

– Ну так что?

– Искать прямо сейчас? – Полина с готовностью отложила вилку.

– Прости. Сначала поешь… – Сергей поковырялся в котлете, затем поднял глаза. – Мне вдруг подумалось, что если я узнаю смысл этой надписи, то пойму и суть событий.

– Это всего лишь перевод с иврита.

– Ну и что?

– Хорошо. – Полина взяла из рук Сергея мобильник. – Кстати… Стыдно иметь такой телефон и не уметь пользоваться Интернетом.

– Почту я проверяю.

– Только

потому, что я написала тебе пошаговую инструкцию и заставила ее выучить.

– За что тебе большое спасибо… А еще я умею фотографировать.

– Невелика наука.

– Я же говорил: мы люди разных формаций.

– Сейчас… – прошептала Полина, набирая что-то на телефоне. – Да, кажется, нашла. Слушай: «Симха, сын почтенного старца Иосифа, да будет благословенна его память».

– И все?

– Все.

– Как хочешь, так и понимай… – От огорчения, Сергей засунул в рот сразу половину котлеты.

– Думаю, сам Пушкин едва ли знал, что означает надпись на его талисмане. Он верил в чудодейственную силу самого камня, был склонен к суевериям.

– Откуда ты знаешь?

– Я же говорила, читала воспоминания современников. В те времена, например, считалось плохой приметой зажечь три свечки. Или пролить за обедом прованское масло. Когда такое случалось с Пушкиным, он огорчался. Потом даже к гадалкам ездил.

– Ого!

– Однажды в Петербург приехала знаменитая, как тогда говорили, гадательница. И он с друзьями отправился к ней.

– Известно, что она ему нагадала?

– Смерть от «белой головы».

– Дантес был блондином? – спросил Дуло.

– Скорее да. Брюнетом он точно не был. – Полина продолжила: – Или вот еще одно из его суеверий: уже собравшись куда-то ехать, он мог приказать распрягать лошадей, если кто-нибудь из прислуги вручал ему забытую вещь, например, часы или носовой платок. А потом безвылазно сидел дома и ждал, пока зловещая примета утратит свою силу.

– В наше время просто смотрятся в зеркало, – заметил Сергей.

– Еще у него был счастливый «нащокинский» фрак. В нем он ездил свататься к Гончаровым, и его предложение приняли. Хотя перед этим он получил отказ.

– Почему «нащокинский»?

– Потому что собственного у него не было. Он одолжил фрак у своего лицейского друга Нащокина. Тот подарил этот фрак Пушкину. В нем его и хоронили.

– Тебе налить? – Дуло взял в руку бутылку.

– Да, выпью еще. – Она чиркнула спичкой. – Забыли зажечь свечи… Слава богу, их две.

Сергей подал жене фужер, они чокнулись и выпили.

– Недобрые предзнаменования так и роились вокруг Пушкина, – снова заговорила Полина. – Во время их венчания с Натальей Николаевной с аналоя упали крест и Евангелие. Пушкин побледнел, и это заметили все. В довершение ко всему у него в руках потухла венчальная свеча. Тогда он сказал: «Это все плохие предзнаменования!»

– И сказал, конечно же, по-французски?

– Конечно. – Полина вдруг вспомнила: – А еще у него был дневник, который запирался на ключ.