Перстень Парацельса
Шрифт:
Молчание.
Виктор не знал, что делать. В её офисе сказали, что Даша на переговорах и появится на работе только завтра…
«Что ещё за переговоры?»
Виктору казалось, что его сердце сдавило раскалёнными клещами.
«Где эти переговоры?» Но ведь не спросишь, не спросишь… Во-первых, не ответят. Во-вторых, будут завтра над Дарьей потешаться.
От отчаяния Громов взялся за работу, пытаясь забыться в повседневной суете, но ничего не получилось: всё валилось из рук, цифры плясали перед глазами, а на экране компьютера то и дело появлялось
«Не уходи!»
Виктор вдруг ощутил, что его Даша исчезает, тает, точно разорванное беспощадным ветром облако. Удаляется, исчезает, и связывающие их тончайшие ниточки душевных нервов сейчас даже не рвались, а мягко лопались, превращая любовь в одиночество.
Это было ужасно.
Но ужаса не было.
Как будто он был готов к такому. Как будто путешествие по бескрайнему океану подарило ему огромный запас равнодушия, часть которого он сейчас использовал.
Слово «одиночество» успокоило Громова, он перестал метаться, дёргаться и набирать номер любимой. Он отрешился от всего. Тупо дождался окончания рабочего дня, доехал до дома, сжевал нехитрый ужин, сел в кресло и продолжил тупо ждать.
Ни о чём не думая. Не представляя, где и с кем она может быть сейчас.
Тупо ждать.
Так он просидел до девяти вечера, а потом телефон ожил, на экране высветился незнакомый номер, и бодрый мужской голос предложил «господину Громову» встретиться «по неотложному делу, связанному с известным вам домом в Пугачёвской слободе».
Глава 8
Приятная во всех отношениях встреча с Дашей подействовала на Бранделиуса самым что ни на есть благотворным образом: он окончательно успокоился, даже расслабился, но главное – вновь поверил в себя. Спокойное – естественное! – послушание девушки избавило москвича от сомнений и переживаний.
«У меня получилось!»
Она не возмущалась, не превозмогала себя – просто исполняла его желания, а в конце встречи даже стала проявлять инициативу, показывая, что в действительности ей необычайно понравились эти ласки.
«Рабыня…»
Приятным бонусом к происходящему была безусловная красота Даши, становящаяся ярче с каждым днем. Бранделиус видел изменения в её фигуре и внешности, высоко оценивал их с мужской точки зрения и поймал себя на мысли, что мог бы даже увлечься молодой девушкой, мог бы – сдуру – предложить ей гораздо больше, чем просто секс. Но…
«Не рабыне же!»
Девушка сделала свой выбор – пусть и неосознанно, не зная деталей, – она прошла церемонию и изменилась. Её решением управляла Судьба, и теперь Даше суждено до конца дней служить ему, великому магу, и исполнять все его прихоти…
«Интересно, она расскажет о нашей встрече Громову?»
До сих пор Антон Арнольдович, как это часто бывает у мужчин, не задумывался о последствиях, увлечённый решением важнейшей на тот момент задачи: он проверял послушание конкретного объекта. Ему нужно было успокоиться, ему нужно было понять, всё ли идёт по плану. Задачу он решил, у него всё получилось, и теперь начали всплывать факты и детали, о которых он раньше не подумал или не обратил на них внимания.
«Виктор… Станет ли он проблемой?»
С одной стороны, не должен, потому что тоже раб. Потому что, если Виктор возмутится, то он попросту прикажет ему успокоиться, и тот успокоится. Потому что так должно быть – проверено. Но… Но Бранделиус успел заметить, что Громов ведёт себя не так, как все остальные. Более нервно. Более самостоятельно.
«Жаль, что я не уделил тебе особого внимания…»
Парацельс писал, что осечек его метод не даёт, что артефакт обязательно раскроет талант человека, и нужно лишь подождать, но теперь время стало для Антона Арнольдовича роскошью: ему сели на хвост.
«Что с тобой делать, Витя? Убрать самому или бросить кость рабам?»
У обоих вариантов были свои плюсы и минусы. Если Громов исчезнет, рабы могут насторожиться и предложить организовать поиски – всё-таки свой. Вон как вступились они за Карину! А вот если доказать им, что Виктор – не свой… Если подкинуть мысль, что он не обрёл дар или же скрывает его, вот тогда можно решить проблему руками рабов и даже не заставлять их идти на убийство – стая не любит отщепенцев.
«Да, наверное так и надо сделать…»
Но на второй вариант требуется время. Которого практически нет.
«Проклятие!»
Антон плеснул себе виски и прошёл вдоль французского окна. Дурное настроение, от которого он только что избавился, стало возвращаться.
Он потратил год, чтобы как следует замести следы, и был крепко раздосадован тем, что его обнаружили едва ли не сразу. И Бранделиус догадывался, кто устроил ему эту подлость.
«Проклятый шаман!»
И его подручный «итальянец» Мустафа. Бранделиус не сомневался, что его сдали контрабандисты, но почему?
«От злости? Может, не следовало посылать к ним муху?»
Попытка нагнать страху действует на людей по-разному. Одни ломаются, сдаются и не рискуют выступать против, действительно принимая условия капитуляции и послушания. Другие переполняются злобой и делают всё, чтобы отомстить, логично полагая, что лучший способ избавиться от страха – ликвидировать его причину. Судя по всему, хитрый белорус относится ко второму сорту людей и не побоялся вступить в драку, а он не разобрался…
«И что делать теперь? Мстить?»
Очень хотелось порвать кругленького шамана на лоскуты, но сейчас на повестке дня другой вопрос – бегство. Эрлиец не отступит, единственный способ от него избавиться – сбежать.
«Или убить? Принять вызов и затеять схватку? В конце концов, чем я хуже белоруса?»
И только сейчас, чуть ли не через сутки после информации о появлении Петриуса, Бранделиус задумался над тем, о чём имело смысл поразмыслить с самого начала: если эрлиец всё знает, почему до сих пор сюда не заявились молчаливые ребята из Тёмного Двора? Не заявились за ним, владельцем редчайшего артефакта – Перстня Парацельса?