Перстень Парацельса
Шрифт:
– Ой, – не сдержалась Карина.
Эрлиец обернулся и медленно выпрямился, прищурившись глядя на посетителей.
Он оказался высоким и холёным мужчиной лет пятидесяти на вид, с породистым, но довольно унылым лицом и благородной сединой на висках. На нём была сорочка с закатанными до локтя рукавами, брюки от костюма и туфли. И ещё – плотный фартук белой кожи.
Однако восклицание девушки и короткую оторопь у мужчин вызвал не этот нелюдь, ничем неотличимый от человека, а сидящий на стуле Громов. Спина прямая, словно ему под одежду доску вставили, лицо – будто фотографируется на паспорт, только глаза закрыты… Дыхание ровное. Руки не дрожат… Вообще ничего не дрожит, не подрагивает, не дёргается, и это несмотря на то, что в голову Виктора – прямо в висок – вставлен блестящий металлический стержень, другая сторона которого входит в странного вида конструкцию на столе: блестящий металл, матовый металл, стекло, датчики… и кабель, соединяющий всё это чудо с ноутбуком.
Стержень не подходит к виску, а входит в него, входит в голову, но крови нет.
А ещё вошедшие замечают две гибкие хищные трубки с металлическими насадками, которые вонзились в грудь Громова: рубашка расстёгнута, видно, что металл глубоко вошёл в тело, но крови и там нет.
Ничего нет, кроме появляющихся на экране монитора данных.
– М-да… – бормочет брат Петриус, вытирая руки платком. – Неловко получилось…
– Ты действительно этого хотел! – поинтересовался Мустафа, медленно обходя вокруг бешено моргающего хвана.
«Желе» позволяло четырёхрукому только дышать и моргать, и всё. Он не мог произнести ни слова, но прекрасно слышал челов.
– Смотря когда… – протянул шаман, обдумывая, не сочтёт ли Керо оскорблением селфи с собой? Или так: насколько сильным оскорблением он сочтёт селфи с собой? Ну, в смысле, стоит рискнуть или лучше не надо?
– Ты понимаешь, что он собирался нас убить?
– Да.
– Ты этого добивался, когда рассказывал Громову о Петриусе?
– Не совсем, – не стал скрывать Меркель. – Я надеялся, что они начнут с выяснения отношений. Причём радикальнейшим образом.
– И что теперь? – Мустафе очень хотелось бежать: как можно быстрее и как можно дальше. Однако он понимал, что простым бегством уже ничего не поправить, и надеялся на друга, у которого всегда имелись в запасе неожиданные ходы. – Что будем делать?
– Что? Разбираться, конечно. – Авдотий решил всё же не рисковать и не оскорблять хвана больше, чем уже получилось: он убрал телефон и посмотрел на Джафарова: – Едем к Бранделиусу.
– А с этим что делать?
– Возьмём с собой. Не оставлять же его в офисе.
– Он ведь сейчас столб высотой восемь футов! – всплеснул руками иллюминат. – Он не поместится к нам в салон.
– Привяжем к багажнику, – пожал плечами Меркель. И вдруг заторопился: – Давай скорее, нельзя терять ни минуты.
– Неловко получилось?! – взревел Герман. – Неловко?!
Первую секунду потеряли обе стороны: и челы, ошарашенные видом Виктора, и брат Петриус, не ожидавший в гости подопытных Бранделиуса. Изумление овладело всеми, и поэтому никто не получил преимущества. Зато все потеряли время.
И лишь затем началась схватка.
– На!
Рыжий впал в самое настоящее бешенство, представил, что на месте Громова могла оказаться Карина, и рассвирепел не на шутку: ударил издалека, попытавшись накинуть невидимую петлю на сердце нелюдя – так же как он это проделал с Баллоном, – но не преуспел: выпад оказался полностью заблокирован.
– Я немного разобрался в природе вашей магии! – рассмеялся эрлиец.
Странная энергия, которой пользовались челы, заставляла их использовать весьма своеобразную структуру арканов, способных проходить сквозь обычную защиту. Однако даже начальные исследования уже принесли результат: брат Петриус чуть изменил стандартное заклинание разрушения и с его помощью полностью рассеял смертоносную петлю Германа.
И сразу же попытался ударить «Глушилкой» – убивать «экспериментальные образцы» эрлиец не хотел, – но не успел, пропустив атаку Карины.
Воспользовавшись тем, что враг отвлёкся, девушка резко, словно ею выстрелили из рогатки, бросилась вправо, к стене, оттолкнулась от неё, набрав ещё большую скорость, и врезалась в брата Петриуса, вышибив из него сознание точным ударом ноги.
– Мы тоже немного разобрались в природе вашей магии, – пробормотал Марат, вешая на грудь поверженного врача значок с изображением акулы: артефакт «Рыбацкая сеть» надёжно блокировал энергию внутри мага, не позволяя творить заклинания.
– Но мы были чересчур самоуверенны, – пробормотал Герман. – Дорогая, ты как?
– Всё в порядке. – Карина кивнула на Виктора: – Что будем делать с ним?
– Возьмём с собой обоих, – решил Рыжий. – В доме Бранделиуса я чувствую себя спокойнее… Там и разберёмся, что происходит.
– Хорошо. – Девушка посмотрела на Марата, тот улыбнулся и принялся строить портал.
«Какое странное ощущение…»
Дано: он любит Дашу. Безумно любит. Настолько любит, что готов сделать для неё что угодно… Да он уже сделал для неё столько, что хватило бы на десяток длительных отношений, но он ни о чём не сожалеет и готов продолжать делать… Что угодно… Ради неё…
Ему хорошо, когда ей хорошо…
И сейчас ему тоже хорошо.
Потому что она улыбается и жарко целует своего друга. Потому что откидывает назад голову, кусая губы, а потом кричит… Нет, сначала стонет, а потом кричит. В голос. Никого не стесняясь. Потому что ей нравится быть с ним, потому что ей хорошо, а значит – хорошо и ему, Антону Арнольдовичу.
Жалко, конечно, что сейчас он не на месте её друга, но Даша сказала «Вечером!», значит, надо ждать вечера и ни о чем не беспокоиться. Он любит. Он должен.
Бранделиус отошёл от двери кабинета, в котором уединились его гости – он наблюдал за ними через узенькую щёлочку, – и медленно направился на кухню: после столь горячего секса Даша наверняка захочет пить. Сделать ей чай? Белое вино? Или освежающий мохито?
Он остановился на пороге кухни, размышляя, чем порадовать любимую, и неожиданно вздрогнул: его вдруг охватило ощущение невероятной, чудовищной в своей нелепости неправильности происходящего. В том, что творилось сейчас, таилась какая-то жуткая ложь, но какая?