Первая академия. Том 1
Шрифт:
Разумеется, не стоило доводить дело до смертоубийства. Иначе потом хлопот не оберёшься. Да и вообще, желательно, чтобы у противника осталось как можно меньше травм, что руководство не узнало о драке.
Была даже возможность закончить поединок, не начиная. Для этого один из соперников должен был попросить прощения, а второй — отвесить ему пендель. Поговаривали, что такой обычай придумали именно здесь, в Первой академии. Но было это настолько унизительным для дворянина, что все, как правило, предпочитали драться.
— Кстати, вы можете и вовсе
— Но ты на моём месте. И вообще, хватит болтовни. Я не языком чесать пришёл. Не отнимайте моё время.
— Действительно. Раньше начнём, раньше закончим. Всё, мы приступаем, — объявил громко Огинский.
Сопровождающие отошли на безопасное расстояние, образовав большой полукруг. У Шаховского, который тоже пришёл смотреть поединок, при себе имелся карманный револьверчик. Выстрел в воздух должен был стать сигналом к началу драки.
Я и Огинский встали в пятидесяти шагах друг от друга. Шаховской поднял вверх руку с револьвером.
Выстрел. Я не успел и глазом моргнуть, как мои ноги приросли к земле. В меня полетели «конусы» — конические булыжники величиной с крупную дыню. Собрав чуть больше энергии, чем обычно, я совершил рывок на два метра вперёд и влево. Снаряды в меня не попали.
Я переместился правее, Огинский швырнул ещё два «конуса» и опять промахнулся. Рывок влево — очередные два снаряда полетели мимо. Парень весьма неплохо владел данным заклинанием. Само по себе оно крайне простое, но в руках мастера может стать смертоносным оружием.
Сосредоточив силу в обеих ладонях, я швырнул крупный шар огня. Огинский инстинктивно прикрылся рукой, пламя облизало его, однако быстро потухло, даже не повредив костюм. Тело моего противника было словно вылеплено из куска глины, и даже одежда поменяла структуру. Тоже неплохо… для студента третьего курса.
Получив две секунды форы, я переместил вперёд и вправо и сосредоточился, чтобы усилить эфирную защиту. Огинский воспользовался этим и продолжил закидывать меня «конусами». Два попали, остальные я стал отбивать кулакам, которые, благодаря эфиру, сделались прочнее камня.
Отбил пять снарядов. Сделал рывок влево и выстрелил большим огненным шаром. Огинский пригнулся и попытался отскочить, но его задело. Он создал и запустил в меня одновременно два «конуса» покрупнее. Я пригнулся — они просвистели над моей головой.
Третий огненный шар снова не попал в Огинского, а мои ноги стало затягивать в трясину. Опять полетели снаряды, но теперь уже не «конусы», а бесформенные булыжники с острыми краями. Парень швырял их, двигаясь по дуге вокруг меня.
Сосредоточив максимум силы в ногах и руках, я зашагал прямо на своего соперника, отбивая булыжники или уклоняясь от них. Ноги липли к земле, требовались усилия, чтобы выдирать их из почвы, сделавшейся невероятно вязкой, но это не могло остановить меня. Подловив момент, я швырнул ещё один шар. Огинский пригнулся.
Вдруг
Заподозрив неладное, я сконцентрировался на очередном рывке и через пару секунд оказался тремя метрами левее. Одновременно с этим рухнула стена, накрыв место, где я только что находился. А передо мной выросла ещё одна, и мне снова едва удалось спастись от обвала с помощью быстрого перемещения.
Огинский оказался метрах в десяти от меня. Теперь я мог достать его огненной струёй.
Вытянул руки, представил в голове нужный знак. Пламя вырвалось из моих ладоней. Оно оказалось неожиданно мощным. Это было одно из простейших заклинаний, но в руках сильного мага оно могло быть крайне разрушительным.
Пламя выжгло полосу земли и опалило Огинского. Тот закрылся руками, отвернулся и так и стоял, будучи не в силах ничего предпринять. Я же продолжал жечь его.
Вскоре верхняя одежда парня сгорела. Под ней оказался ещё один слой, видимо, огнеупорный, но и он стал плавиться.
И вдруг раздался дикий вопль. Я тут же убрал пламя. Нельзя было переусердствовать, иначе от студента останется обугленный труп, а никому это надо?
Огинский упал на землю и свернулся калачиком, продолжая вопить. От этих душераздирающих звуков уши сворачивались в трубочку. Кажется, парню было очень больно. Да и выглядел он, прямо скажем, паршиво: красный как рак, а на левой руке, которой он закрывался от огня, чернели обугленные участки кожи. Я всё же перестарался.
А бедолага продолжал орать на всю округу, и студенты, наблюдавшие за поединком, побежали к нам. Все столпились возле пострадавшего. Парень с факультета лечебной магии попросил отойти их подальше и создал вокруг Огинского прозрачный кокон, источающий зеленоватое свечение. Мой противник перестал орать и теперь лишь тихо скулил.
Я же стоял неподалёку, скрестив руки на груди, и наблюдал. Меня раздражали эти вопли. Шереметева тоже стояла в стороне, с отвращением глядя на обгоревшего парня. Мы посмотрели друг на друга. В её глазах читалось недоумение.
Студент-врачеватель сказал, что пострадавшего надо погрузить в машину и отвезти в больницу академии. Так и сделал. Четыре парня взяли Огинского за руки и за ноги и понесли туда, где стояли автомобили. Врачеватель же продолжал удерживать вокруг него живительный кокон.
Я и ребята, приехавшие со мной, последовали за ними.
— Ты где такому научился?! — поражался Даниил. — Это… что ты вообще делал? Как ты так пропадал в одном месте и появлялся в другом?
— Кажется, тебе надо переводиться на третий курс, — добавил Павел, не выказав особых эмоций. — Правд, теперь ректор узнает о поединке и замурует тебя в стену.
— Чего? — рассмеялся я.
— Или превратит тебя в мишень для кидания булыжников и будет упражняться каждый день после обеда.