Первая академия. Том 1
Шрифт:
Стоя перед зеркалом в ванной, я изучал своё новое тело. На меня глядел молодой человек роста чуть ниже среднего, с благородными чертами лица и каким-то потухшим взглядом. Под левым глазом расплывался синяк, на лбу вздулась шишка. В правом ухе блестела серьга, которую я тут же снял, чтобы избавиться от лишних примет. Но это вряд ли помогло бы, ведь левый висок парня уродовали шрамы от старого ожога.
Это лицо не раз мне встречалось на старых семейных фотографиях, доставшихся от деда. Сомнений не осталось, теперь я — Алексей Дубровский, а точнее, Васильев, младший сын ныне покойного Василия Дубровского, изгнанный из рода. Вот и выяснилось, что с ним стало, или скорее, должно
Окончательно разобравшись с собственной личностью, я побежал в ближайший продуктовый магазин, купил хлеб, колбасу и сок. От всех этих перипетий страшно хотелось есть.
В первую очередь следовало решить, куда ехать и где прятаться. Я снова перебрал в памяти родственников, которые уцелели и не покинули страну после трагических событий августа тридцать третьего. Помогло то, что в своё время я очень подробно изучал историю рода и знал поимённо всех Дубровских, живших в девятнадцатом и двадцатом веках.
В девятнадцатом веке наш род после долгого периода безвестности достиг величия и процветания. Связано это было с Николаем Дубровским — нашим славным предком, который в пятидесятых основал в Ярославле металлургическую фабрику. Он был сильным магом огня, участвовал добровольцем в Русско-турецкой войне, получил офицерское звание, занимался меценатством, служил вначале в министерстве, а потом — губернатором Ярославской губернии. Личность, без преувеличения, выдающаяся.
А вот двадцатый век для Дубровских стал очень и очень плохим временем. На войне у главы рода погибли старший сын Тимофей и двоюродный брат Михаил — мой прапрадеда в прежней версии истории. У Михаила остались два сына и дочь. Росли они без матери, поскольку та умерла ещё в середине двадцатых. Старший, Валентин (на момент смерти отца ему было всего двадцать четыре года) унаследовал кофейни и два доходных дома, младший связался с какой-то бандой и погиб в драке в тридцать втором году. Дочь выдели замуж за некого Сергея Оболенского. С этим княжеским родом у нас были дружеские отношения, что, как и полагается, скреплялось браками. Однако в тридцать третьем Сергея тоже арестовали вместе с другими «заговорщиками».
Заговор этот до сих пор оставался загадкой даже для меня, несмотря на кучу перелопаченного материала. Знал я лишь одно: вся эта история была тесно связана с внутриполитической ситуацией начала тридцатых годов. А происходило тогда много занимательных событий.
В тридцать первом году скончался император Дмитрий I Шуйский якобы от сердечного приступа. На самом же деле он был просто-напросто убит, поскольку его правление не устраивало придворную аристократию. Следующим взошёл на престол его брат — Александр Шуйский. Он оказался человеком более «удобным»и сговорчивым, а потому правил (а точнее, присутствовал на троне) аж до тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Первое, что он сделал — подписал мирный договор на компромиссных условиях с Англо-германским союзом, за что впоследствии подвергался серьёзной критике. Однако в тридцать первом году экономика страны и настроения в высшем обществе были таковы, что война просто не могла дальше продолжаться.
Но не в этом заключалась его главная ошибка. При Александре V сильно возвысились и укрепились несколько родов, в том числе Шереметевы, Орловы, Долгоруковы, Бельские, чьи представители заняли все ответственные места в канцелярии и министерствах. В историографии их именовали «кругом власти». Так же в начале тридцатых был принят ряд законов, направленных на усиление родовой знати, что и породило так называемую «междоусобицу тридцатых». Крупные рода обрели невиданное доселе могущество, став фактически государствами в государстве, мелкие обнищали. Как вишенка на торте — дикий разгул преступности.
Многие аристократы были недовольны таким положением вещей, они считали, что стране нужен сильный лидер, а не Шереметевы, Орловы и прочие князьки, которые делили власть меж собой при безвольном императоре. Вероятно, заговор тридцать третьего года и был направлен на то, чтобы ликвидировать эту кодлу. Однако он потерпел неудачу. Были арестованы и казнены семнадцать представителей крупных родов, ещё десятки мелких дворян погибли в результате внесудебной расправы. Среди них оказались и мои предки.
После этих событий все Дубровские, коих не задел каток репрессий, перебрались за границу. В Москве остался только один человек — сестра моего деда, а теперь моя троюродная сестра Елизавета, которая к этому времени уже носила фамилию Оболенская.
Оболенские, хоть и враждовали с «кругом власти», но не торопились покидать Российскую Империю. Это был крупный род, обладавший достаточной силой, чтобы защитить себя. А потому Елизавета, не смотря на арест мужа, не поддалась общей панике и осталась в небольшой подмосковной усадьбе, принадлежащей её свёкру, где и прожила долгую и счастливую (а может быть, и не очень) жизнь.
Поехать к ней, пожалуй, выглядело самым разумным решением. Оболенские давно дружили с Дубровских, кроме того, сейчас мы с ними находились в одной лодке, а значит, я мог рассчитывать на помощь. Это были не какие-то провинциальные дворяне, которых можно безнаказанно истребить. Оболенские имели многочисленную стражу и даже влияние при дворе.
В усадьбе Приозёрной я мог какое-то время находиться в безопасности, а потом всё зависело от ситуации. Если на меня заведут дело, останется один путь — бежать из страны. Если нет… возможны разные варианты. Но мысль о том, что снова придётся уехать, мне претила. Я наконец-то оказался на Родине — там, где испокон веков жили мои предки, там, где находился отчий дом. И пусть сейчас в стране хозяйничают наши враги, я должен был хотя бы попытаться что-то сделать, чтобы изменить ситуацию и не позволить моему роду стать вечным изгнанником в чужой земле и кануть в лету, как это произошло в прежней вариации реальности.
А сейчас требовалось поторопиться. Возможно, меня уже ищут по всему городу. Нельзя было терять ни минуты.
Неподалёку находился магазин готового платья. Там я купил новые штаны, рубашку, модный клетчатый пиджак и плоскую кепку, а заодно небольшой саквояж, куда сложил стволы. Его я оставил в номере. Невежливо являться в гости вооружённым до зубов. Затем поймал такси — на этот раз нормальное, а не извозчика — и поехал к родственнице.
Глава 3
К счастью, таксист оказался опытным. Лучше меня знал, где находится Приозёрное. Это был небольшой посёлок близ городка Люблино. Недалеко от него за сосновым бором расположились несколько усадеб.
Следующие полтора часа я наблюдал виды старой Москвы, вспоминая фотографии, которые мне когда-то попадались на глаза. Теперь картинки ожили.
Мой внешний вид оставлял желать лучшего. С фингалом и в плоской кепке я походил скорее на какого-то уличного хулигана, а не на дворянина. А я ведь до сих пор являлся дворянином, хоть и не носил фамилию рода.