Первая исповедница
Шрифт:
Моя неожиданная просьба удивила и возмутила Мерита. Он отказался слушать, проводил меня до порога и выставил за дверь.
Магда впервые услышала о Мерите нечто хорошее.
– Сама я со временем свыклась с мыслью о смене одного вида зрения на другой и осознала ее необходимость. Я воспринимала эту мысль спокойно. Но, как я поняла, эта просьба шокировала Мерита, и потому я до поры оставила его в покое, чтобы он обдумал мои слова. Я знала, что ему необходимо время на раздумья.
Долго ли, коротко ли, я снова пришла к нему. Мне хотелось бы дать ему больше времени, чтобы осмыслить
Прежде чем он успел вымолвить хоть слово или прогнать меня, я попросила его сначала ответить на один вопрос. Скрестив руки на груди, он смотрел на меня, ожидая этого вопроса. Он высокий мужчина, скорее под стать вам, чем мне. Сперва мне сложно было совладать с голосом под пристальным взглядом его карих глаз. В конце концов, конечно, я справилась с собой и попросила его объяснить, почему войска генерала Куно забрали тела наших людей. После этого он долго-долго смотрел на меня.
Затем тихо произнес: страшно даже представить. Я созналась, что мне тоже, и попросила впустить меня для объяснений.
Наконец он отступил от двери и впустил меня. Я повторила, что мне нужно ослепнуть. Предвидя, что он может на это ответить, и не давая ему такой возможности, я заверила его: чтобы увидеть то, что необходимо открыть, мне нужно действительно ослепнуть, не просто завязать глаза. Я пояснила, что ищу решение серьезной проблемы, и притворство здесь неуместно.
Мерит сказал, что, если я действительно хочу ослепнуть, для этого нужно только выколоть себе глаза. Я помню, как он расхаживал по комнате, жестикулируя, и твердил, что будет всю жизнь видеть кошмары, если пойдет на такое страшное дело. Он заявил, что жестоко с моей стороны просить кого бы то ни было о таком.
Он расхаживал – и сердился все больше. Наконец он снова потребовал, чтобы я ушла, и попросил о такой услуге: «сделайте одолжение, если по этой безумной причине вы все же решитесь выколоть себе глаза, пусть я никогда не узнаю об этом».
Пока он вел меня за руку к двери, я сказала, что если ему небезразличны те люди, которые были жестоко убиты, и все те, кого, боюсь, тоже убьют, он должен выслушать меня. Я настаивала, что он пока не понимает, о чем я говорю и о чем прошу.
Наконец Мерит успокоился и отпустил мою руку. Он прислонился к столу, где на красной бархатной ткани были аккуратно сложены мечи, затем взял с возвышения в центре один особенно красивый меч, крепко обхватил обеими руками разукрашенный эфес и уперся острием в пол. Затем он взглянул на меня и сказал: слушаю. Так он предупреждал, что у меня остался последний шанс.
Я сказала, что на самом деле стремлюсь не к слепоте. Я стремлюсь стать зрячей.
Когда Мерит нахмурился, я заявила, что, конечно, могу ослепить себя, но не могу дать себе необходимое зрение, так что это будет бесполезно. Заинтересованный, он чуть склонился ко мне и спросил, что я имею в виду.
Я объяснила, что ослепнуть в этом мире – лишь половина того, что мне нужно, легкая половина. Я сказала, что мне очень нужен волшебник, которому хватит воображения и способностей, чтобы создать новое зрение.
Я объяснила, что мне требуется особая способность – способность видеть то, чего не видит никто другой.
Магда вскинула бровь.
– Полагаю, что, поскольку он творец, вы полностью завладели его вниманием.
– Именно так, – подтвердила Исидора. – Он наконец осознал, что я прошу скорее не ослепить меня, а заменить мое зрение его новым, лучшим видом. Таким, о котором никто раньше и подумать не мог.
Я заявила, что, по-моему, враги уже лишили меня зрения. Они ослепили меня со стороны мира духов, чтобы я не могла участвовать в войне. Я же говорю об обретении зрения, с помощью которого смогу сражаться.
Я сказала Мериту, что мне нужно, чтобы он наделил меня способностью отыскивать духов в этом мире.
Глава 36
Магда наблюдала, как Исидора молча водит большим пальцем по коленке, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить. Она никак не могла представить, каково быть такой женщиной – совершенно одинокой, преследуемой своим предназначением говорить с миром духов и пропавшими душами. Хотя она казалась слабой и хрупкой, решимости этой женщине было не занимать.
– Я помню свой последний день с обычным зрением, – наконец произнесла Исидора.
Догадываясь, как отважна эта женщина, Магда, заметила, что ее подбородок на секунду дрогнул, и успокаивающе положила руку ей на спину, но ничего не сказала.
Исидора спокойно продолжила рассказ.
– Изложив ему все нужные подробности, все необходимые сведения, которыми я обладала как говорящая с духами, а ему, скорее всего, неизвестные, я оставила Мерита работать над этой задачей. Заверив его, что все теперь в его руках, я попросила его прийти ко мне, когда он будет готов.
Он работал не одну неделю. Я не навещала его, позволяя создавать то, что он хотел, так, как считал нужным.
– Мериту ужасно не нравилось, что придется лишить меня глаз, действительно не нравилось, но он понимал, что я просила его не о том, чтобы ослепить меня. Я просила дать мне нечто значительно большее, чем зрение, с которым родилась.
Я просила его дать мне такое зрение, какое способен создать только волшебник-творец.
Магда смотрела на неровное свечение, время от времени тускневшее, когда догорала очередная свеча, и пыталась представить себе то, о чем услышала, представить, как бы она чувствовала себя, если бы подверглась необратимому изменению с помощью силы магии. Она знала от Бараха, что, если волшебники меняют людей таким способом, то исчезает всякая возможность вернуть все как было. Такие изменения невозможно обратить вспять.
– Однажды посыльный принес записку. Это была весть от Мерита: он сообщал, что все подготовил и прибудет в ближайшее время. Он спрашивал, готова ли я. – Исидора сделала глубокий вдох, потом выдохнула. – Я помню, как забилось мое сердце, когда он в тот день постучал в мою дверь. Мое сердце, с трудом сдерживаемое ребрами, яростно колотилось, и каждый удар отдавался в ушах. Мне пришлось несколько секунд постоять, держась за спинку стула, чтобы выровнять дыхание, прежде чем направиться к двери.