Первая мировая война 1914—1918. Факты. Документы.
Шрифт:
Л. Троцкий, А. Иоффе, М. Покровский, А. Биценко, В. Карелин»».
Троцкий кончил.
Впечатление — взорвавшейся бомбы. Декларация грянула как гром среди ясного неба. Ничего подобного немцы не ждали. Безмолвно сидело все собрание, выслушав эти странные и столь дико звучавшие слова. Изумление было всеобщее. Ф.-Кюльман, пораженный, сумел, однако, быстро овладеть собой и обратился к Троцкому с просьбой дать возможность делегациям Четверного союза обсудить только что выслушанное заявление:
«Анализируя создавшееся положение, я прихожу к выводу, что Германия и Австро-Венгрия и их союзники находятся в настоящий момент в состоянии войны
На основании договора о перемирии военные действия, несмотря на продолжающееся состояние войны, пока прекращены. При аннулировании же этого договора военные действия автоматически возобновятся. То обстоятельство, что одна из сторон демобилизует свои армии, ни с фактической, ни с правовой стороны ничего не меняет в данном положении. Самым характерным признаком состояния мира является существование международных сношений государств, а также правовых и торговых сношений. Прошу г. председателя русской делегации высказаться по вопросу о том, во-первых, намерено ли российское правительство заявить о прекращении состояния войны меж обеими сторонами; во-вторых, где именно в точности проходит внешняя граница российского государства? Ответ на эти вопросы является необходимым условием возобновления консульских, экономических и правовых сношений. И наконец, согласно ли правительство народных комиссаров возобновить торговые и правовые сношения в пределах, соответствующих прекращению состояния войны и наступлению состояния мира».
Троцкий подтвердил, что состояние войны со стороны российского правительства объявляется прекращенным и во исполнение этого решения им отдан приказ о полной демобилизации армии на всех внешних фронтах: «Что касается практических затруднений, вытекающих из создавшегося положения, то я не могу предложить никакой юридической формулы для их разрешения. Невозможно подыскать формулу, определяющую взаимоотношения российского правительства и центральных держав».
Ф.-Кюльман просил назначить на завтра пленарное заседание, на котором союзнические делегации могли бы высказать свою точку зрения относительно создавшегося положения.
Троцкий отвечает еще раз:
— Что касается нас, то мы исчерпали все полномочия, какие мы имеем и какие до сих пор могли получить из Петрограда, Мы считаем необходимым вернуться в Петроград, где мы и обсудим совместно с правительством Российской Федеративной Республики все сделанные нам союзническими делегациями сообщения и дадим на них соответствующий ответ.
После этого заявления все члены большевистской делегации встали из-за стола и, не попрощавшись, вышли из зала.
Ф.-Кюльман успел еще спросить Троцкого, каким образом в дальнейшем могла бы снестись немецкая делегация с советской.
Троцкий уже на ходу ответил, что до открытия мирных переговоров сношения велись по радио. Кроме того, в Петрограде в данное время находится делегация Четверного союза, имеющая возможность сноситься со своими правительствами. В настоящее время он, Троцкий, связан здесь, в Бресте, прямым проводом с Петроградом. Одним из этих способов можно сговориться о форме дальнейших сношений. Взволнованный и потрясенный Ф.Кюльман закрыл заседание в 6 ч. 50 мин, оставив за собою право на свободу действий.
Отъезд русской делегации состоялся той же ночью.
Около часу ночи большая часть участников переговоров, кроме Иоффе и еще нескольких лиц… прибыла на вокзал.
На перроне никого, кроме коменданта штаб-квартиры, симпатичного майора Ф.-Камеке, в сопровождении нескольких адъютантов.
С нами, военными экспертами, он был всегда более непринужденным. Мне майор сказал на прощание:
— Ну что же теперь будет? Неужели мы теперь будем с вами опять воевать?
Я в ответ пожал плечами. Экстренный поезд двинулся обратно по тому же пути, которым мы ехали около месяца назад.
Большевики держались уверенно, весело обмениваясь впечатлениями по поводу того, как они подкузьмили империалистов…
По возвращении в Петроград немедленно по распоряжению Троцкого большевистский главковерх прапорщик Крыленко обратился ко «Всем! Всем! Всем!» со знаменитым приказом о демобилизации.
(Военно-исторический журнал. 1991. № 2. С. 46–48.)
17. Л. Л. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю
Утро достопамятного дня 11 ноября J918 года выпало серое, сырое, неприветливое. Мы уже знали из газет, что ровно в одиннадцать часов утра наступит торжественная минута: на фронтах всех армий прозвучит долгожданный сигнал «Отбой!» сигнал, знаменующий конец испытаний и страданий четырех лет войны.
И все же больно еще было чувствовать, что для меня, как представителя той армии, которая принесла столько жертв для разгрома вильгельмовской Германии, нет места на этом торжестве.
Лучшим средством для борьбы с черными мыслями является физический труд, и потому, вооружившись киркой и лопатой, я с утра с остервенением выкорчевывал твердые, как железо, корни старых кленов на нашем огороде.
За тоненькой и наполовину завалившейся железной решеткой, отделявшей нас от соседнего огорода, перекапывал землю мой сосед — отставной майор. Под ветхим костюмом чернорабочего, в тяжелых sabots (деревянных башмаках) трудно было распознать в этом высохшем необщительном старике еще недавно блестящего офицера, наездника. «Cadres Noirs» Сомюрской кавалерийской школы. Всю свою жизнь он имел больше дело не с людьми, а с лошадьми, и теперь, уволенный по предельному возрасту в отставку, он по привычке пытался «дрессировать», как он выражался, забитую уже им болезненную жену, трех непокорных дочерей и добродушного породистого сеттера.
За выкрашенными заново стенами двухэтажного дома майора, выходившего фасадом на наш огород, разыгрывалась уже не «собачья», а «человеческая» драма, отзвуки которой доносились до нас лишь под вечер, когда в час ужина обычно неразговорчивый, но любезный до приторности майор разражался диким ревом на запуганную им семью. Он мог существовать на пенсию и ренту с капитала жены, не зная, казалось бы, нужды, но богатство Франции основано на скупости ее граждан, и скупой майор остался верен своему скопидомству даже в те дни, когда от денег зависела жизнь его любимой дочери.
— Я, к сожалению, — говорил он, — не имею средств послать ее в горы, как этого требуют врачи, признавшие ее туберкулезной!..
Так последовательно, на моей памяти, майор похоронил и жену, и двух дочерей.
Однако в это "утро 11 ноября в его обросшем шерстью сердце возникло сожаление о бесцельно прожитой жизни. Опершись на лопату и смахнув навертывавшуюся слезу, старик сказал:
— Да, mon general (мой генерал), за что мы с вами так долго служили? Какую награду получили? Этот торжественный час победы мы проводим с вами здесь, вдали от ликующих наших товарищей, ковыряясь на наших огородах…