Первая Мировая война

Уткин Анатолий Иванович

Экономический подъем России

В XIX в. самые фантастические представления России о Западе (и наоборот) исчезли, но на психологическом уровне переход "от странного к знакомому" так никогда и не был завершен. "Европейцы смотрели на эту огромную, таинственную страну с глубоким подозрением, - пишет американский историк Брюс Линкольн.
– Сами русские относились к своей стране с мистическим чувством. Они поклонялись Богу - "русскому Богу", как они говорили - в своей особой православной религии. Эта страна имела тысячелетнюю историю и в ней была трехсотлетняя династия. Для ее народа, как писал один полный энтузиазма публицист (Погодин.
– А. У)., Россия была "отдельным миром, самодостаточным, независимым и абсолютным"{13}.

На огромную страну (шестая земной суши) приходилась четверть мировых лесов

и все виды имеющихся в недрах Земли минералов, 150 тысяч рек. Страна экспортировала более 100 тыс. тонн зерна (1913 г.) - 226 кг на каждого жителя Европы. Средства от сельскохозяйственного экспорта шли на индустриализацию страны. (Российский сахар в Англии стоил дешевле, чем в России. Зерна периодически голодающая Россия продавала больше, чем, скажем, Канада). Граф Витте ввел такую тарифную систему, которая начиная с 1890-х гг. прикрывала национальную промышленность. В результате текстильная промышленность росла так быстро, что российский экспорт в Персию и Китай к 1913 г. превосходил британский. Но Россия была преимущественно крестьянской страной. Городское население составляло 9,6% от общего населения в 1867 году, 11,7% в 1897 году, 13,3% в 1914 г.. Для сравнения напомним, что во Франции городское население составляло 40%, в Германии - 54%, в Британии 80% от общего населения{14}.

Как результат значительного демографического роста население России к 1914 году составило 160 млн. человек - столько же, сколько в Германии, Англии и Франции вместе взятых. В России были два города с более чем миллионным населением - Санкт-Петербург и Москва. Выросли новые индустриальные города - Екатеринослав, Иваново, Царицын, Баку. Повсюду в Европе высоко оценивали потенциал России: "Ее известные природные ресурсы невозможно измерить. Они по совокупному объему и по разнообразию больше, чем разведанные природные ресурсы любой другой нации. Это огромный резервуар, ожидающий труда и предприимчивости"{15}.

Между 1860 и 1913 гг. промышленное производство росло на 5% в год (особенно впечатляющими были 90-е гг.
– 8% роста). К началу Первой мировой войны ее текстильная промышленность была одной из лидирующих в Европе. Внешняя торговля России, основанная на введенном в 1897 г. золотом стандарте, между 1890 и 1914 годами утроилась и к началу войны 1914 г. достигла 3 млрд. рублей. Ее валовой национальный продукт в 1913 г. был на 219 % выше уровня 1900 г.{16}. По основным показателям Россия довольно быстро сближалась с Западной Европой. Французский министр иностранных дел Г. Аното писал, что Россия 1914 года "является крупным производителем. В дополнение к ее сельскохозяйственному производству у нее есть текстильные и сахарные фабрики. Она обладает огромной сетью железных дорог и теперь она думает о расширении экспорта... Россия становится богаче день ото дня и все меньше зависит от соседей"{17}.

Американский историк писал: "Годы правления Николая II были характерны быстрым промышленным ростом; происходила стремительная трансформация крестьянства в мелких хозяев, быстро распространялось образование, наблюдались новые, многообразные и оригинальные культурные процессы, осуществлялось приобщение целого поколения к политическому опыту посредством земств, муниципалитетов, думы и судов; и происходило грандиозное освоение Сибири"{18}.

Россия стала четвертой индустриальной державой мира, шестой торговой нацией. И все же не следует предаваться преувеличениям в отношении индустриального развития России. Ко времени революции 1917 г. общий капитал промышленных и торговых компаний (за исключением банков и железных дорог) составлял примерно 2 млрд. долл., что составляло одну девятую капитала, инвестированного в США только в железные дороги. Капитал лишь одной американской "Юнайтед Стил корпорейшн" равнялся совокупному капиталу всех индустриальных и торговых компаний России (совокупный капитал компаний Англии, страны с населением в три раза меньше России, составлял 12 млрд. долл.). В России накануне революции было 2 тыс. акционерных компаний, в то время как в Англии - 56 тысяч.

К 1914 г. пропускная способность российских дорог едва превосходила систему дорог Канады, население которой было всего 8 млн. человек. Урожайность зерна была в 3 раза ниже английской или германской, урожайность картофеля - ниже в 2 раза. Правительство выделило в 1913 г. 970 млн. рублей военному ведомству и только 154 млн. на здравоохранение и образование. При этом в России не было таких органов самоуправления, которые компенсировали бы недостаток центральных инвестиций. Страна была малообразованной, уровень грамотности в России составлял 30 процентов - как в Англии середины XVIII в. Из тысячи призывников в России значительно более половины были неграмотными (в Италии - 330 человек, в Австро-Венгрии 220, во Франции 68, в Германии - 1). Значительным было и отставание по валовому национальному доходу, не говоря уже о доходе на душу населения (о чем свидетельствует нижеприводимая таблица).

Национальный доход и доход на душу

населения в великих державах в 1914 г.

Национальный доход, Население, Доход на душу,

млрд. долл. США млн. человек в долл. США

США 37 98 377

Британия 11 45 244

Германия 12 65 184

Франция 6 39 153

Россия 7 171 41

Австро-Венгрия 3 52 57

Источник: Kennedy P. Rise and Fall of Great Powers. N.Y., 1987, p. 314

Российская индустриализация осуществлялась на основе больших иностранных инвестиций. К 1914 г. девять десятых угольной промышленности, вся нефтяная промышленность, 40% металлургической промышленности, половина химической промышленности, 28% текстильной промышленности принадлежали иностранцам{19}. Западный капитал и западный технологический и управленческий опыт были существеннейшим элементом российского развития. Россия превратилась в самого большого в мире должника, а западный капитал в критических эпизодах (скажем, в 1899 и 1905 гг.) проявлял очевидную самостоятельность в зависимой от него стране. Никто не мог с уверенностью отрицать угрозу потери суверенитета страны при такой экономической зависимости. Нездоровым симптомом было и то, что основной капитал шел в текстильную и пищевую промышленности, а не в отрасли передовой наукоемкой промышленности. 63% российского экспорта составляла сельскохозяйственная продукция, 11% - древесина. Россия жизненным образом зависела от импорта германских станков и американской сельхозтехники, иностранный долг навис над страной скудных ликвидных ресурсов.

Любое явление имеет абсолютное и относительное измерение. Россия между 1900 и 1913 гг. увеличила производство стали с 2,2 млн. до 4,8 млн. т., но бросок Германии был еще более впечатляющим - с 5,3 до 17,6 млн. т. По мнению американского историка П. Кеннеди, "ужасающим фактом было то, что производительная сила России по отношению к Германии не увеличивалась, а уменьшалась".

Отставание государства имело и военный аспект. Как мы сейчас знаем, офицеры российского генерального штаба не были в плену безудержного оптимизма: по основным аспектам военного могущества (численность тяжелой артиллерии, количество и качество пулеметов, уровень технической обученности, качество средств связи, количество и качество самолетов) Россия отставала от ведущих западноевропейских армий{20}.

Преодоление отставания было желанной и, казалось, осуществимой целью России. По оценке английского историка, "в 1914 г. Россия успешно шла по пути превращения в полнокровного партнера Европейского сообщества... На протяжении десятилетия, предшествовавшего революции, Россия переживала эру быстро растущего процветания; война с неграмотностью велась с большой энергией, интеллектуальные и культурные отношения с Европой становились все более тесными"{21}.

В крупных российских городах образовались большие колонии иностранцев, вкладывавших свои деньги и предпринимательское умение в российское развитие. Впервые помимо германских появились английские и прочие городские кварталы. В богатых домах требовались иностранные воспитатели и гувернеры.

За рубежами у России появились друзья. Их мнения о стране и народе были лестными. Скажем, англичанин М. Беринг видел лучшее из русских достоинств в следующем: "Русская душа исполнена человеческим христианским состраданием, которое теплее и интенсивнее по своему характеру и выражается с огромной простотой и искренностью - я не видел подобного у других народов, это качество более всего придает очарование русской жизни, сколь убогими ни являются ее внешние обстоятельства"{22}.

Мировой престиж приобрела интеллектуальная жизнь страны. Законодатель литературных вкусов англичанин Мэтью Арнольд пришел к выводу, что в области литературы французы и англичане в конце XIX в. потеряли первенство, переданное стране, "демонстрирующей новое в литературе... Русский роман ныне определяет литературную моду. Мы все должны учить русский язык"{23}.