Первая ночь
Шрифт:
— Уолтер… — сказал я, глядя ему прямо в глаза.
— Что? Вы находите паши отношения неподобающими?
— Я нахожу чудесным, что моя тетушка обретет наконец в вашем обществе долгожданное счастье. То, что вы сказали тогда, на Гидре, сущая правда: будь вы на двадцать лет старше, все бы радовались. Не станем обременять себя лицемерными предрассудками провинциальных буржуа.
— Не хулите провинцию, боюсь, в Лондоне на это смотрят точно так же.
— Никто не велит вам предаваться жгучим поцелуям под окнами Академии… Хотя лично мне идея нравится.
— Значит,
— В нем нет необходимости!
— В каком-то смысле есть… ваша тетушка хочет, чтобы о ее маленьком путешествии вашей маме сообщили вы… конечно, если согласитесь.
В кармане завибрировал телефон. На экране высветился мой домашний номер — Кейра теряла терпение. Ничего, нужно было остаться с нами.
— Не ответите? — с тревогой в голосе спросил Уолтер.
— Нет. Так на чем мы остановились?
— На маленькой услуге, которую вы могли бы нам оказать.
— Хотите, чтобы я поведал маме о похождениях ее сестры? Мне и о своих-то непросто с ней говорить, но я сделаю все, что смогу, я ваш должник.
Уолтер схватил меня за руки.
— Спасибо, спасибо, спасибо, — повторял он, тряся меня, как грушу.
Телефон снова завибрировал, я не ответил, подозвал официантку и заказал кофе.
Париж
Айвори сидел за письменным столом и при свете лампы просматривал сделанные за день заметки. Когда зазвонил телефон, он снял очки и ответил.
— Хотел сообщить, что передал ваше письмо по адресу.
— Она его прочла?
— Сразу же, утром.
— И как они отреагировали?
— Пока рано говорить…
Айвори поблагодарил Уолтера и сразу же сделал звонок:
— Ваше письмо дошло, примите мою благодарность. Вы написали в точности так, как я продиктовал?
— Слово в слово, но добавил несколько строчек от себя.
— Я же просил ничего не менять!
— Так почему было не написать, а еще лучше — не высказать все — самолично? Зачем вам посредник в моем лице? Не понимаю, во что вы играете.
— Хотел бы я, чтобы это была игра… Нам она доверяет куда больше, чем мне и кому бы то ни было другому. Я не пытаюсь льстить вам, Макс. Вы были ее преподавателем, не я. Когда через несколько дней я позвоню и подтвержу полученные на Елле сведения, она сразу поверит. Не зря говорят, что два мнения всегда лучше одного, не так ли?
— Не в том случае, когда оба этих мнения исходят от одного человека.
— Кроме нас никто об этом не знает. Забудьте об угрызениях совести — я делаю это ради безопасности Кейры. Сообщите, когда она позвонит. Она позвонит, я уверен, а вы, как мы и договаривались, будете «недоступны». Завтра я сообщу вам новый номер для связи со мной. Спокойной ночи, Макс.
Лондон
Мы вышли из дома на рассвете. Кейра задремала в такси, и мне пришлось растолкать ее, когда машина остановилась перед Хитроу.
— Мне все меньше и меньше нравится летать, — сказала она, когда самолет начал разгоняться на взлет.
— Досадная помеха для путешественницы. Ты что, хочешь добираться до Крайнего Севера пешком?
— Есть еще корабли…
— Зимой?
— Дай мне поспать.
В Глазго была трехчасовая остановка. Я хотел показать Кейре город, но погода не слишком благоприятствовала прогулке. Кейра беспокоилась, как мы будем взлетать в таких погодных условиях. Небо почернело, тучи затянули горизонт. Время шло, вылеты откладывались, пассажиров просили набраться терпения. Сильная гроза обрушилась на взлетную полосу, и большинство рейсов отменили, но наш номер все еще горел на табло.
— Каковы шансы, что этот старик нас примет? — спросил я, выходя из буфета.
— А каковы шансы долететь целыми и невредимыми до Шетландских островов? — вопросом на вопрос ответила Кейра.
Гроза ушла. Бортпроводница пригласила нас на посадку, и Кейра без всякой охоты ступила на трап.
— Смотри, — сказал я, указывая пальцем на просвет в иллюминаторе, — мы пройдем там и минуем непогоду.
— А этот твой просвет проводит нас на посадку?
Положительным моментом пятидесятипятиминутной тряски стало то, что Кейра не отпускала мою руку.
Мы прилетели на Шетландский архипелаг в середине дня под проливным дождем. В агентстве мне посоветовали арендовать машину в аэропорту. Мы проехали шестьдесят миль по дороге, петлявшей по равнинам, где паслись стада овец. Животные дни напролет гуляли на ноле, и фермеры метили своих овец разными цветами, чтобы отличить их от соседских. Эти пятна чудесно контрастировали с серыми небесами. В Тофте мы сели на паром до Улсты, маленькой деревушки на восточном побережье Елла. На остальной части острова люди жили на хуторах.
Я заказал для нас «бэд-энд-брекфаст» в Берраво — судя по всему, единственном на острове подобии гостиницы.
«Бэд-энд-брекфаст» оказался фермой, где сдавали комнату редким туристам.
Елл — один из островков на краю света, песчаная равнина длиной тридцать пять километров и шириной не больше двенадцати. Население — девятьсот пятьдесят семь человек, каждое рождение, как и каждая смерть, серьезно меняет демографию этих мест. Выдры, серые тюлени и арктические крачки составляют основную фауну острова.
Давшая нам приют фермерская чета оказалась вполне симпатичной, если не считать того, что из-за акцента я далеко не все понимал. Ужин подавали в 6 и 7 вечера, комната освещалась двумя свечами. Ставни хлопали на ветру, лопасти ржавого ветряка скрипели в ночи, дождь бил по стеклам. Кейра прижалась ко мне, но любовью мы этим вечером не занимались.
Проснулись мы ни свет ни заря, и я порадовался, что накануне мы легли так рано. Блеяли овцы, хрюкали свиньи, кудахтали куры, недоставало только мычания коровы, но яйца, бекон и овечье молоко, которые нам подали на завтрак, оказались фантастически вкусными. Фермерша спросила, что привело нас на Елл.