Первая Русская национальная армия против СССР. Война и политика

Хольмстон-Смысловский Борис

Поздняя осень 1941 года. Первые «партизанские шалости» в тылу германского Восточного фронта. Мы формируемся на далеком севере, в тылу германской северной группы армейских войск. Партизаны начали организовываться в глубоких лесах Эстонии, Латвии и Белоруссии. И в то время, когда они начали выходить из своих тактических очагов, напряжение боев германских армий на всем Восточном фронте начало доходить до зенита. От Балтийского до Черного морей динамика германского стратегического наступления поглощает все оперативные и тактические резервы. В расположении тыловых комендатур находятся только

слабые части этапных команд, полиция и полевая жандармерия.

Партизаны начинают наносить удары. Загорается тыл. Портятся дороги. Идут первые нападения на текущие к фронту боевые снабжения.

И вот оперативная разведка германского Генерального штаба северной группы армейских войск обращается к нам с осторожным вопросом: нельзя ли использовать против партизан формирующиеся русские национальные батальоны?

Вопрос в исторической перспективе совершенно ясен.

От того, как сдадут боевой экзамен русские батальоны, будет зависеть их будущая организационная судьба. Быть может, судьба будущей Российской национальной освободительной армии, а вместе с ней, как нам тогда казалось, и вопрос освобождения российской нации от революционной коммунистической идеологии.

Долго раздумывать не приходилось.

1-й русский национальный батальон был выдвинут на линию партизанского огня.

По понятным читателю причинам я рвался в расположение моих батальонов. Но Генеральный штаб армейской группы задержал меня в Пскове чрезвычайно важной и спешной работой. Вызванный мною по прямому проводу капитан, командир батальона, старый ветеран Гражданской войны, доложил, что политически опасаться нечего. Батальон, как офицерский, так и солдатский состав, глубоко охвачен национальным духом, хотя и состоит на 80 процентов из бойцов Советской армии. Батальон прекрасно вооружен и в совершенстве подготовлен. Командир батальона опасается только большого численного превосходства партизан, засевших в местных лесах.

В слегка морозную ночь северной осени батальон силою 400 штыков вышел из своих казарм и потянулся к месту боевой операции.

На рассвете, развернувшись в боевой порядок двумя ротами, оставляя третью в резерве, батальон начал входить в высокий лес.

Итак, первый бой. Первое огневое крещение русских национальных воинских соединений.

Пусть не говорят пацифисты об ужасах огневой войны. Каждый профессиональный солдат знает и другую сторону боя. Знает его красоту и величие. Величие любви, кто душу свою полагает за други своя — за идею, за жизнь своей нации и за ее государственную и историческую славу.

Солдат знает жгучую красоту, выходящую за сферу линии трансцендентального бинома — добра и зла.

Красоту напряжения до отказа психических сил, когда ритм человеческого сердца сливается с дыханием природы, когда все чувства обострены до предельной, болезненной крайности, когда между небом и землей рушатся все границы видимого и невидимого, и солдат, идя в бой, душою осязает то, что до сих пор было недоступно его физическим чувствам.

Солдат переходит границы индивидуального и растворяется в сферах сверхчеловеческого долга.

Утренний туман начал рассеиваться, когда батальон почти бесшумно, пройдя холмами пересеченное предполье, начал втягиваться в лес.

Запах сырого

осеннего рассвета, леса, коры, мха и солдатских мокрых сапог. Изредка голос одинокой команды. Лязг оружия. Осторожные, но смелые шаги…

С командного наблюдательного пункта уже не видно втянувшихся рот.

По всем нервам проходит ток напряжения. Напряжения близости огневого боя, так хорошо знакомого всем профессиональным солдатам. Жуткая тишина. Последняя тишина перед неизвестным. Для парадокса чирикают птички. Поднимается шум просыпающейся природы. Сейчас будет бой, бой в болотистом лесу. Политический экзамен. На чью сторону склонится чаша боевого счастья?

Командир батальона поднял глаза к небу.

Напряжение доходит до максимума. И наконец, наконец раздались первые, как бы робкие, ружейные выстрелы. Застучала назойливая пулеметная лента, и вдруг, как бы сконфузившись, неожиданно, почему-то оборвалась. Пулемет замолчал. Снова наступила роковая тишина. Для солдата ясно: наше передовое охранение наскочило на неприятельскую заставу. Проходят минуты, долгие минуты, которые кажутся теперь годами. И вдруг, на левом фланге, неожиданно, басом рявкнула неприятельская тяжелая мина. Ей ответили тонким дискантом ручные автоматы. По всему лесу вспыхнул ружейный огонь. Затрещали пулеметы. Послышались команды. Резервная рота начала уступом свой правофланговый обход. Интенсивность боевого огня разгоралась. Взрывались ручные гранаты. Лес загудел. Наконец, послышались крики — «ура!»

Командир батальона, прихрамывая от раны 1-го Кубанского похода, скрылся со своим штабом.

Чаша весов боевого счастья начала маячить в сфере великого и для нас не познаваемого.

Через 40 минут огонь резко оборвался. В лесу неожиданно стихло. Так же неожиданно, как и началось. И началось томительное ожидание. Ожидание — что же принесет та лесная гробовая тишина?

А потом из лесу начали выходить первые, отдельные солдаты. Появилась голова выходящей колонны. Смешанной колонны национальных русских добровольческих солдат с их «зелеными лесными пленниками».

400 солдат северного батальона, потеряв двух убитыми и четырнадцать ранеными, маршировали в свои казармы, ведя, вернее, идя, совместно с 844 партизанами.

Боевой, вернее, политический, экзамен был выдержан блестяще. В лесу, через линию боевого огня, русские сговорились с русскими. Воевать им было нечего. Впереди их ждало общероссийское национальное освободительное дело.

Так была проведена первая национальная боевая и политическая операция, когда германский военный союзник не мешал, а вернее, помогал русским национальным воинским соединениям.

Таких исторических примеров, вышеуказанного характера, можно было бы приводить десятками из нашего прошлого боевого опыта, но я не буду на них задерживать внимание читателя, а перейду сразу к другому, также наиболее характерному военно-политическому эпизоду, но диаметрально противоположному первому, и по ходу своей акции, и по своим политическим результатам.

Летом 1943 года одному из полков, входящих в состав Русской дивизии специального назначения, удалось войти в непосредственный политический контакт с командованием партизанских бригад, действовавших в тылу германских войск южной армейской группы.