Первая спасательная
Шрифт:
– Я покажу ребятам, - произносит Станда, лишь бы не молчать.
– Погоди-ка, - сказал Адам, вытирая руки о штаны, и направился к сарайчику, где у него хранится весь его инструмент. Вскоре он вернулся с толстым синим карандашом.
– Дай-ка сюда, - невнятно говорит он, - надо отчеркнуть, чтобы сразу нашли.
Адам разложил газету на скамейке, присел на корточки, как ребенок, и, внимательно моргая, обвел толстой синей рамкой заметку о катастрофе на шахтe "Кристина"; серьезно, с довольным видом рассматривает он теперь свою работу и тщательно поправляет
– Ну вот, теперь можешь показывать.
XVIII
Прежде всего к Пепеку. Пепек живет вон там- на квартире у Томешей. Станда просовывает голову в его берлогу и чувствует, что сейчас задохнется - такая вонь идет от детских пеленок и нищенского тряпья. Неряха Анчка, сидя на табуретке, кормит с ложечки сопливого ребенка; другой, еще сопливее, сидит на полу и сосредоточенно играет мутовкой.
– Пепек дома?
– Спит еще.
В углу на постели послышалось кряхтение и скрип, Пепек поднял взлохмаченную башку.
– Что? Что такое?
– Я тебе кое-что принес.
– Ладно, погоди на улице, я сейчас.
Пепек, зевая, выходит на крыльцо в штанах и рубашке.
– Здорово, Станда. Что там у тебя?
– Прочитай-ка вот, - показывает Станда.
Испек, зевая, чешет волосатую грудь.
– Я сегодня газеты еще не покупал. Ну-ка, покажи!- И он с угрюмым видом пробегает заметку.Ну и что?
– Что ты об этом скажешь?
– Шуму-то сколько!
– презрительно цедит Пепек.- Лучше бы деньжуры побольше подбросили.
– Какой деньжуры?
– Ну деньжат. За такую хлопотливую работенку, братец... надо платить не повременно...
– А показать Анчке не хочешь? Что ты в газету попал?
Пепек злобно дергает головой, точно ему тесен ворот рубашки.
– Да на кой черт! Бабы разве что в этом понимают!
– Пепек хмурится. Пишут тоже - опасный участок! Им-то легко говорить! Послали бы туда этих храбрецов, вот это да!
– Каких храбрецов?
– Которые пишут! Терпеть не могу, когда меня по плечу похлопывают молодец, мол! Заплатили бы получше, чем языком чесать; а в газетах печатать, от этого толку мало. Из-за славы, что ли, работаем? Разве что Андрее, - усмехнулся Пепек, - а о нем-то как раз и не пропечатали!.. Мне, брат, всю ночь мерещился этот ход, все будто кровля валится...
Станда сильно разочарован тем, как Пепек отнесся к их прославлению.
– А вчера у Малека хорошо как было, - заговаривает он о другом.
– Да, первый класс!
– оживляется Пепек.
– С Андресом-то смеху сколько было!
– И Ханс пришел.
– Что ж Ханс, - замечает Пепек.
– Коли он в наше положение входит - я не возражаю; он был вместе с нами и видал, какова там работенка. Да-а, умей он по-чешски, мы с ним поговорили бы.
– А ты видел, что и Адам пел?
– Да, видел. Что ж, Адам, он хороший товарищ.
Пепек подумал.
– Послушай, Станда... ты ничего но заметил, как там у них теперь? Я имею в виду - как дела у Адама с Марженкой.
– Не знаю, - уклончиво сказал Станда.
– Они все через меня вроде как переговариваются.
– Ври-и! Что ж, они не разговаривают?
–
– Гм, - размышляет Пепек.
– Гляди-ка, Станда, а ведь ты бы мог их помирить. Ты человек образованный, тебя Мария, может, и послушает. Сказал бы ты им - не дурите, мол, люди добрые, или вроде того... Да, а Мария видела, что Адам в газету попал?
– Видела. И тут же хотела спрятать на память!
– Вот это хорошо, - обрадовался Пепек.
– Ты еще покажи ей, что Адама там называют раньше всех, на первом месте.
– Это, наверно, по алфавиту,- усомнился Станда.
– Все одно, она, может, не разберет. Понимаешь, пусть видит, что Адам... лучше всех, ясно? Для бабы это иной раз главное дело, - с видом бывалого человека сказал Пепек.
– Вот он какой герой, наш Адам. Сколько лет жить рядом с этакой красоткой, вроде как из-за нее в уме помешаться, и ни-ни, даже не КОСНУТЬСЯ... кому это, брат, под силу! И все время Марженка да Марженка... Нет, Станда, хвалиться тут нечем, но... ей-богу, я бы так не сумел!
Станда молчит, потому что и сам испытал: сходить с ума по Марии и не сметь ничего, ничего... даже, например, погладить ее склоненную голову или взять за полную гладкую руку... Откуда тебе понять, Пепек, какая это пытка!
Пепек размышляет и шумно скребет себе грудь; такая история как раз по нем, потому что Пепек страшно любопытен, когда дело касается женского пола; такой уж он завзятый бабник.
– Ну, я пошел, - поспешно говорит Станда.Не знаешь, где живет Суханек?
– Дед? Хочешь и ему показать? Тогда спустись вог здесь и дуй по дороге через переезд -там тебе всякий покажет, где Фалтыс живет. И скажи ему,- паясничает Пепек, - что обушок, мол, нашли и с музыкой доставили в дирекцию. Ну, с богом, Станда!
И Пепек, зевая, начинает для разнообразия скрести себе спину.
У Фалтыса в доме красиво и чисто, как у Адама; перед домом садик: в нем грядка с фасолью и помидорами, клумба анютиных глазок, обложенная кусками шлака, дорожки, посыпанные красным песком,- тут просто чудесно. Из окна выглянул сам дед Суханек.
– А-а!
– вполголоса восклицает он.
– Сейчас ВЫЙДУ.
Суханек появился в жилете и рубашке, очевидно праздничной, - так туго она накрахмалена.
– Я тут у дочек, - зачастил он, словно оправдываясь.- Фалтыс-то, зять, значит, спит еще - в ночной смене работал, а Лойзнчка куда-то побежала... Хочешь поглядеть?
– На что?
– Ну, на детей.
Дед Суханек на цыпочках вводит Слайду в дом.
Там душно и чисто, на плите кипятится белье; у окна сидит девушка, у нее ножки как спички, прекрасные испуганные глаза; она пытается встать.
– Это Аныжка, - шепчет дед Суханек.
"У нее, вероятно, что-то с позвоночником - оттого она и калека", подумал Станда и дружелюбно кивнул ей. Аныжка покраснела и снова опустилась на свою подушку. На полу играла девочка, которая испуганно вытаращила на Станду такие же, как у Аныжки, красивые глазенки и спрятала за спину чумазую куклу.