Первая спасательная
Шрифт:
– Лучше посадите его, - советует Андрее.
– У почвы скопились газы.
– Ты можешь сидеть, Станда?
– встревоженно спрашивает Мартинек.
– Я тебя подсажу, хочешь?
– Нет, я сам, - храбрится Станда.
– Идите же, я... я потом сам дойду... только не беспокойтесь...
– Тогда я около тебя останусь, - услужливо лепечет дед Суханек. Понимаешь, Адаму-то поглядеть нужно, не завалилось ли у нас там... вот как.
– Нам тоже надо поглядеть, - смущенно говорит Мартинек, обмениваясь беглым взглядом с Андресом.
– За тобой придут.., А пока будь
– Нет, мне ничего не надо.
Матула шевельнулся.
– Нет ли... Нет ли у кого водки?
– прохрипел он.
– Промыть... водкой. А то - помочиться на рану. Это лучше всего очищает.
– Он еще потоптался, потирая ладонью затылок.
– Ну-ну, - сочувственно откашлялся он и пошел вслед за крепильщиком.
Ханс нагнулся к Станде, чуть ли не касаясь его носом, уперся руками в колени и заглянул ему в глаза.
– Ну, как, - выговорил он по-чешски, - лучше?- и радостно засмеялся.
Станда улыбнулся, хотя от боли у него текли слезы.
– Лучше, господин Хансен. Совсем уже хорошо. Schon gut [ Уже хорошо (нем.). ].
– Ну вот... видишь, - просиял Хансен.
– Sie sind... ein... braver Kerl[ Вы... славный парень (нем.). ]. Да. Gut.
– И он махнул рукой.
– Muss gehen [ Я должен идти (нем.). ]
Станда улыбается, плача от боли, и раскачивается всем телом, чтобы успокоить эту боль.
– Вы все так хорошо ко мне относитесь, дед Суханек!
– Пустое, - шамкает старик.
– Ты не горюй, что же, с каждым может случиться. Только... в другой раз ничего не хватай руками, Станда. Так шахтеры не делают.
– Но ведь на Хансена падало, - шепчет Станда.
– Все равно. Шахтер должен ногами чуять. Как что валится - отскочить надо, запомни.
– А... как же... это случилось?
– Не сумею тебе сказать. Я только вылез и снимал маску, когда вдруг ухнуло... Адам прямо кинулся к тебе - ой-ой-ой, как летел! Вот это был прыжок! Ну, и оттащил тебя. А потом и остальные подбежали..
– Что же они говорили?
– Ну, понятное дело, ругались. Проклятый, куда он лапы сует! И вправду, Станда, так нельзя. На будущее ты должен одно запомнить: закрывай голову - и в сторону. Гляди, ведь ты Хансу прямо под ноги попал; ему пришлось, когда он прыгал, к стене прижаться, чтобы на тебя не налететь... Ай-ай-ай!
– Что?
– Да ничего. Адам-то уж должен бы быть на месте, понимаешь? Как бы от этого толчка опять все не завалилось.
– Это был бы конец?
– Пришлось бы сначала начинать.
– Дед Суханек покачал лысой головой.
– Однако не слышно его что-то...
Станда вытягивает шею, стараясь разглядеть то место, где произошел взрыв. Насколько видно в темноте, нагруженная вагонетка сброшена с рельс и прижата к стене, а немного подальше, среди накренившихся стоек, под продавленными балками мигают лампочки и колеблются черные тени; там мелькает кожаный шлем Хансена и шапка Андреса. Теперь стой стороны вынырнул крепильщик, за ним каменщик Матула. Мартинек кивает Станде и широко улыбается.
– Как дела, Станда? Полегчало?
– Да. Там опять обрушилось?
– Ну да. Все завалило.
– Что же вы станете делать?
– Придется исправлять, - спокойно говорит крепильщик и идет за своими инструментами.
Станда раскачивается всем телом, баюкая у груди левую руку, будто ребенок - куклу; от боли у него все еще текут слезы.
– Пройдет, - утешает его дед Суханек.
– Доктор наверху отрежет пальцы и потом вылечит.
Станда перестал раскачиваться.
– Дед, - прошептал он, выпучив глаза от ужаса, - я потеряю пальцы?
Дед Суханек закивал мудрой головой.
– Они у тебя раздроблены, сынок, смотреть страшно.
– Что же я делать стану?-заикается Станда.
– Они тебя на другую работу переведут, - успокаивает его дед.
– Как того Кафку, Лойзика-то; ип тоже бея руки остался, ну и сделали его сторожем. Все лучше, чем получать несколько жалких крон по инвалидности.
Станда перестал плакать: он узнал нечто худшее, чем боль. Боже, что мне делать, что мне делать? Может быть, не только пальцы, а и вся рука пропала; и все из-за такого пустяка... теперь все станут говорить: ну и глупый малый, куда лапы-то совал! Станда почти потерял голову от своего несчастья; но всего ужаснее мысль, что у него отрежут пальцы; и вдруг ни с того ни с сего Станда неудержимо захлебывается сухими рыданиями.
– Да что с тобой, что ты?
– перепутался дед Суханек.
– Перестань, Станда! Эх, что мне с тобой делать, милок! Гляди-ка, Ханс идет...
Станда сразу стих. Хансен остановился над ним, заложив руки за спину.
– Лучше теперь? Да?
– Лучше, - вздохнул Станда.
– Вот и хорошо.
С противоположной стороны, из бездонной тьмы, быстро приближаются три огонька - впереди Пепек, за ним двое с красным крестом на рукаве.
– Они не могут носилки протащить через стойки, - сердится Пепек. Придется им тебя, дружище, вести.
– Я сам дойду, - уверяет Станда и пробует подняться на ноги; но колени у него подгибаются и кружится голова.
– Ты обними меня за шею, - предлагает один из санитаров,- я тебя поведу.
– Н-да, - критически замечает Пепек, - пройдете вы там рядышком, как же; может, еще и кадриль станцуете? Ничего у тебя не выйдет.
– Как же быть?
– Пусти, - обрывает его Пепек.
– Эх ты, еще санитар называешься. Гляди, как людей из трактира выбрасывают, если они упираются. Возьми его вещи, ясно? Приподыми-ка лапы, Станда!
– И Пепск обхватывает Станду сзади обеими руками поперек туловища.
– Ногами двигать можешь? Да? Тогда пошли!
Пепек наполовину несет, наполовину подталкивает бессильного, беспомощно оглядывающегося Станду; Хансен подносит пальцы к кожаному шлему, дед Суханек машет рукой, запальщик Андрее отдает честь по-военному, Мартинек останавливается с инструментами в руках - бог в помощь, Станда, будь здоров, Станда, не бойся, парень, ты вел себя молодцом; и Пепек через лес стоек и подпорок несет его как перышко.
– Так, - хрипло отдувается Пепек, - ложись теперь на носилки и валяй прямо в больницу.
– Спасибо тебе, Пепек, - с чувством говорит Станда.