Первая, вторая, третья
Шрифт:
1
Доктор курил нервно. Затягивался глубоко. Его рука с сигаретой подрагивала, что для оперирующего хирурга нонсенс — к такому страшно на стол попасть, нечаянно заденет не тот орган и… Впрочем, уже задел. На его зелено-синем костюме багровые пятна говорили сами за себя, потому в коридоре частной клиники долго царило разочарование, выраженное в молчании. Только Родион шагал взад-вперед, за ним доктор следил опасливо, украдкой, опершись о кафельную стену спиной. Как натура чуткая, он ощутил биотоки напротив, поднял голову — на него в упор смотрел глазами разъяренного
— Ты ж говорил, операция пустяковая.
— Это так, — промямлил доктор, у него пересохло во рту, шевелить языком было чрезвычайно трудно. — Но у нее редчайшая врожденная патология сонных артерий, перегибы и петли, которые проходят в непосредственной близости к гортани. И главное, на ее самочувствии это никак не отражалось, что является большой редкостью, а при подобных патологиях прежде всего страдает мозг…
— Но ты же говорил! — процедил Гена, стиснув зубы.
Это тупорылое творение неизвестного происхождения ничего не желало понимать, доктор обратился к Родиону, главному заказчику:
— Она не знала о своей патологии, а я не предполагал, что первый же разрез вскроет артерию. Случай один на миллион! Поймите, я ничего не мог сделать, ничего… И никто не смог бы… Кровь ударила фонтаном, как из шланга, конечно, можно заткнуть фонтан пальцем, а дальше надо шить! Но как шить, если невозможно убрать палец? Артериальное кровотечение самое страшное явление, жизнь утекает сквозь пальцы хирурга в прямом смысле. Здесь не справилась бы и бригада… Это страшно…
Родион остановился, повернувшись к врачу. О, если б взгляд умел убивать, доктор уже лежал бы бездыханным на полу новой клиники, куда он так стремился попасть, потому что творческих возможностей здесь ему виделось больше. Хирурга нельзя назвать трусом, но Родион, упакованный в дорогие вещи, внушал животный страх еще при первой встрече, когда договаривались о подпольной и высокооплачиваемой халтурке, хотя заказчик не старался выглядеть монстром. Доктор, имея, мягко говоря, усредненную внешность, тогда слегка позавидовал ему. Ведь наверняка этот мужчина, которому лет примерно столько же, сколько ему — около сорока, — пользуется признанием у женщин, богат, обладает властью. Да и сейчас он держался достойно: его хладнокровию можно позавидовать, несмотря на метания по коридору, но, видимо, таким способом Родион успокаивал себя. А не проходило ощущение: испепелит, уничтожит, сожрет и не подавится, впрочем, сейчас хирурга выбила смерть, о ней он думал. Ожидаемого упрека от Родиона доктор не услышал, всего лишь вопрос:
— Где она?
— В нашей клинике морг еще не обустроен, — вяло ответил доктор, — открытие будет только через три недели, идет завоз оборудо… — Но, увидев холодные глаза Родиона, сглотнул и ответил прямо: — Мы определили ее в самое холодное помещение. Хотите взглянуть?
— Нет. Кто знает о ней?
— Я и санитар… он мне помогал… потом мы вместе перевозили ее… — Наконец его прорвало, ужас перед обстоятельствами вырвался наружу: — Поймите, я теперь не знаю, что делать. Мне же отвечать придется… объяснять, откуда труп…
Разумеется, о трупе должны позаботиться те, кто привез девушку.
— Санитар надежный? — перебил Родион.
Доктор неуверенно кивнул, опустив глаза. Собственно, кто способен поручиться за чужого человека, если в себе не совсем уверен? Родион натянул нижнюю губу на верхнюю, возвел очи к чистому потолку,
— Через пару часов мы заберем ее.
Не прощаясь, он твердым, уверенным шагом двинул к выходу, за ним Гена, по привычке озираясь по сторонам, заглядывая в помещения с приоткрытыми дверьми. Из дверного проема по пути следования выглянул грузный санитар, проводив их равнодушным взглядом.
Гена чуточку отставал от Родиона, благодаря этому были лучше слышны слова, брошенные прямо в ухо тихим голосом:
— Роди, что будем делать?
— Сначала избавимся от трупа.
— А с доком как быть? У него ж на роже написано: всегда готов к предательству.
— Он еще пригодится. Поехали, место выберем.
Доктор не отрывал от их спин своего панического взгляда, думая про себя: «Зачем я влез в это? Один на миллион случай — и попался мне! Ой, дурак, погорел на жадности…»
Смолкли шаги, казалось, ночь поглотила все звуки, только сердце отстукивало тревожно, с перебоями, оно замирало и вновь толкалось. Доктор действительно попал в переплет, если эти господа не приедут за девушкой, ему хоть вешайся. Не верилось, что так по-идиотски все вышло, потому его ноги сами поплелись к ней.
Он открыл дверь, на стене нащупал выключатель — загорелась лампочка под потолком, которую еще не успели «одеть» в плафон. Доктор подошел к телу, накрытому простыней, постоял с минуту и стащил с головы ткань.
Молодая, красивая и — так глупо закончилась ее жизнь. Особенно волосы роскошны, целая копна белых прямых прядей рассыпалась по каталке. Казалось, вот-вот девушка откроет глаза и кошмар закончится…
Она распахнула глаза, тараща их в темноту. Но секунду спустя облегченно выдохнула, села и тряхнула головой, прогоняя беспокойство. Теперь так просто не уснешь. Светлана отбросила одеяло и спустила ноги с кровати, шаря ступнями по полу в поисках тапочек. На кухне она налила воды в стакан, выпила. Вода вернула спокойствие, жаль, не действует, как снотворное. Возвращаясь к себе, девушка увидела полоску света на полу, приоткрыла дверь шире и заглянула в комнату. Бабушка, полулежа на подушках, читала.
— Буся, ты почему не спишь? — Светлана вошла.
Валентина Петровна, оторвавшись от книги и сдвинув очки на лоб, удивленно произнесла:
— У меня бессонница, это старческое. А ты чего бродишь?
Светлана забралась с ногами на кровать, укрыв коленки одеялом, поделилась своей напастью:
— Второй раз приснился жуткий сон: будто меня убивают, представляешь? И никого рядом, кто помог бы, нет. Так страшно…
— А, это к перемене погоды или… Нет, рвется к тебе кто-то
— Рвется? Тогда это Захар. Он скоро приедет. Захар приедет, а я улечу… Но потом прилечу!
— Вот тебе и сон в руку.
— А осадок неприятный. И ощущение осталось, будто чего-то не хватает… будто у меня что-то вырвано…
— Это всего лишь сон, Светочка. Ты же не суеверная.
— Я? Нет, конечно. — Светлана прилегла рядом. — Буся, ты читай, читай, я полежу с тобой немножко и пойду к себе.
Свет от фар нырял и поднимался, освещая густой лес, на этих «американских горках», и внедорожнику пришлось потрудиться, иногда колеса попросту буксовали, но место выбрали наиболее глухое и удаленное от людей. Гена выруливал, чтоб проехать между кустарниками и деревьями, несколько раз останавливался, рассматривая ориентиры, наконец заглушил мотор.