Первое дело Мегрэ
Шрифт:
— Много работы?
— Да нет, все спокойно.
Такие времена бывали и раньше. Двое его коллег находились в отпуске. Третий позвонил утром и сказал, что два дня не будет на службе: к нему нагрянули родственники из провинции.
— Ты чем-то озабочен, Мегрэ? — заметила жена за ужином.
У него не хватило духу признаться, что его беспокоит исчезновение трубки. Действительно, ерунда какая-то. Не могло же это всерьез волновать его…
Да, тогда было около двух часов. Он сидел у себя в кабинете, к нему зашел Люка и доложил о недавнем ограблении.
Разлили по рюмкам ликер. Женщины болтали о кулинарии. Свояк рассеянно слушал, покуривая сигару. Из раскрытого окна доносился шум с бульвара Ришар-Ленуар…
После обеда Мегрэ не выходил из кабинета, даже не выпил обычную кружку пива в ресторане на площади Дофин.
Впрочем, позвольте-ка, приходила ведь какая-то женщина… Как же ее звали? Руа или Леруа. Она явилась сама, без вызова.
Эмиль тогда доложил:
— К вам женщина с сыном.
— Что там у нее?
— Не желает говорить. Требует пропустить ее к шефу.
— Впусти ее.
Совершенно случайно у него выдалось свободное время, иначе бы он ее не принял. Да и разговору с ней он придал так мало значения, что сейчас с трудом припоминал детали…
Свояченица и свояк распрощались. Прибирая квартиру, жена заметила ему:
— Ты был не слишком-то разговорчив сегодня. Что-нибудь случилось?
Нет, как раз напротив. Все было в порядке, за исключением разве трубки. Смеркалось. Сняв пиджак, Мегрэ облокотился о подоконник.
…Та женщина — пожалуй, все-таки госпожа Леруа — села прямо против него, вид у нее был несколько чопорный, что свойственно людям, старающимся держаться с достоинством. Ей было около сорока пяти, она принадлежала к той породе женщин, которые, старея, словно высыхают.
— Я пришла к вам, мосье начальник…
— Начальника сейчас нет. Я комиссар Мегрэ.
Вот и припомнилась деталь. Она наверняка была оскорблена тем обстоятельством, что ее не принял лично начальник Сыскной полиции; она недовольно махнула рукой, словно бы говоря:
«Что поделаешь, кому-то ведь я должна изложить свое дело».
Юноша, на которого Мегрэ поначалу не обратил внимания, встрепенулся, глаза его заблестели, и он с жадным любопытством принялся рассматривать комиссара…
— Ты не ложишься, Мегрэ? — спросила госпожа Мегрэ, укладываясь в постель.
— Сейчас.
Так… Теперь нужно припомнить, что рассказывала эта женщина. До чего же она была болтлива! И назойлива! Обычно так говорят люди, которые придают значение каждому своему слову и опасаются, что их не примут всерьез. Особенно это свойственно женщинам под пятьдесят…
— Вдвоем с сыном мы живем неподалеку от…
Мегрэ слушал ее рассеянно.
Она вдова. Так. Овдовела лет пять или шесть назад. Мегрэ забыл. Во всяком случае, давно, ибо сокрушалась, что ей одной трудно воспитывать сына.
— Я
Она сказала:
— Мой муж был кадровым офицером. Но сын поправил ее:
— Унтер-офицером, мама. Он служил интендантом в Венсенне.
— Нет уж, извини… Раз я говорю офицером, значит, знаю, что говорю. Если бы он не умер, если бы он не убил себя, работая всегда за других, он непременно и своевременно стал бы офицером. Ведь он…
Припоминая этот разговор, Мегрэ не забывал о трубке. Напротив, он старался восстановить все подробности разговора. Например, он уверен, что слово «Венсенн» так или иначе связано с трубкой: ведь он курил именно ее, когда прозвучало это слово. Кстати, позже речь о Венсенне уже не заходила.
— А где вы живете?
Сейчас он не мог припомнить название набережной, но это где-то в Шарантоне, сразу же за набережной Берси. Порывшись в памяти, он мысленно представил себе широкую набережную, вдоль которой тянулись склады, а у берега стояли баржи.
— У нас небольшой двухэтажный домик как раз между кафе на углу улицы и доходным домом.
Юноша сидел в углу кабинета и держал на коленях соломенную шляпу. Ну да, у него была соломенная шляпа.
— Мой сын не хотел, чтобы я обращалась к вам, мосье начальник. Простите, мосье комиссар… Но я ему возразила: «Ты ни в чем не провинился, поэтому…»
Какого цвета было у нее платье? Кажется, черное, с лиловым отливом. Такие платья носят женщины в возрасте, претендующие на элегантность. Замысловатая шляпа, вероятно не раз переделанная. Темные нитяные перчатки. Она с удовольствием слушала себя и речь свою начинала так:
«Вообразите себе, что…»
— Или же:
«Всем, конечно, известно, что…»
Перед ее приходом Мегрэ надел пиджак и теперь изнывал от жары, его клонило ко сну. Ну и наказание! Он жалел, что сразу же не направил ее в комнату инспекторов.
— Возвращаясь домой, я уже не раз замечала, что кто-то побывал там в мое отсутствие.
— Вы живете вдвоем с сыном?
— Да. И сначала я даже подумала, что это он. Однако это происходило в те часы, когда сын бывал занят на работе.
Мегрэ взглянул на юношу. Тому, казалось, не нравился этот разговор. Еще один тип, также хорошо ему знакомый. Худой, рыжеватый верзила лет семнадцати, на лице прыщи и веснушки.
Замкнутый? Возможно. Мамаша чуть позже сама сказала о его недостатках, — есть люди, которые любят чернить своих близких. Во всяком случае, застенчивый. И скрытный. Он сидел, упорно уставившись в ковер. Но как только никто не смотрел на него, метал взгляды на Мегрэ.
Парню было явно не по себе. Он, конечно, злился на мать, что она обратилась в полицию. Быть может, он немного стыдился ее манерности, ее многословия.