Первое дело при Красном
Шрифт:
По словам Нея, «в полулье от Красного кавалерия под командой короля Неаполитанского поочерёдно атаковала и преследовала неприятеля. Русская пехота, покинутая своей кавалерией, сначала двигалась в виде двух сомкнутых колонн, а затем в сплошном большом каре, которое, хотя и окружённое со всех сторон, продолжало своё отступление проворно и постоянно отстреливаясь». Солтык пишет, что русские отступали, «свернувшись в массы побригадно, имея свои орудия в углах колонн», а вюртембержцы говорят, что Неверовский «стянул обе свои пехотные колонны вместе и образовал плотно сомкнутое каре», и отступал в «сомкнутой (serree) колонне». Рёдер фон Бомсдорф подтверждает, что русские отступали «отныне в одном единственном большом каре». Ляйссних уверял, что «русская пехота построилась в одно каре именно на открытом поле, справа возле уже упомянутой аллеи большой проезжей дороги, чтобы в таком построении продолжить своё отступление». По словам Бисмарка, Неверовский «свернул дивизию в глубокую походную колонну и следовал вдоль липовой аллеи возле большой дороги… Роте, составлявшей хвост его колонны, он приказал отражать залпами передовой эскадрон. Этот огонь только первый раз был правильным; вскоре вся колонна начала стрелять батальным огнём, каждый спускал курок произвольно и на удачу, выстрел повсюду находил противника, ибо число эскадронов, посылаемых главнокомандующим в атаку, умножалось
91
Fabry. IV. 282, 284-87, 517; Roder von Bomsdorf. 144; Leissnig. 251-52; Felder R.M. Der schwarze Jager. Th. II. Cannstatt, 1839. S. 144; Русский инвалид. 1833. № 206. С. 815. А. Елисеев верно заметил, что войска Неверовского “вряд ли построились в каре”, и справедливо уточнил, что изображение русских войск внутри берёзовой аллеи на известной картине П. Хесса может быть отнесено лишь к концу боя (Валькович. 17; Елисеев. 14–15; Лашук. 505).
Душенкевич вспоминал, что неприятель, «опрокинувший драгун, изрубивший половину артиллерии и ее прикрытие, с самонадеянием на пехоту торжественно стремившийся, подпущен был на ближайший ружейный выстрел; каре… безмолвно, стройно стояло, как стена. Загремело повеление “Тревога!!!”, барабаны подхватили оную, батальный прицельный огонь покатился быстрою дробью — и вмиг надменные враги с их лошадьми вокруг каре устлали землю…; один полковник, сопровожденный несколькими удальцами, в вихре боя… домчались к углу каре и пали на штыках; линии же атакующие, получа неимоверно славный ружейный отпор, быстро повернули назад и ускакали в великом смятении с изрядною потерею. Ударен отбой пальбе, Неверовский, как герой, приветствовал подчиненных своих: “Видите ребята, — говорил он в восторге, — как легко исполняющей свою обязанность стройной пехоте побеждать кавалерию; благодарю вас и поздравляю!”. Единодушное, беспрерывное: “Ура!” и “Рады стараться!” раздавались ему в ответ и взаимное поздравление». {92} Упомянутым полковником, возможно, являлся командир 6-го шволежерского (легкоконного) полка Л.Ф.М. де Марбёф, сын генерал-лейтенанта и бывшего губернатора Корсики Ш.Р. де Марбёфа, покровителя клана Буонапарте.
92
Душенкевич. 111; Михайловский-Данилевский. II. 92; Богданович. I. 244; Вороновский. 95; Жизнь и подвиги. 17; Тикыч. 360.
Наградные документы гласят, что шеф 41-го егерского полка генерал-майор Палицын «при беспрестанном покушении неприятеля, отражал его во время отступления и равнодушною храбростию подавал пример своим подчиненным». Командир полка Шейн, «будучи ранен, не сложил команды», майор Редриков «по соединении с отрядом, во все время наступления неприятельской кавалерии, командовал правым флангом полковой колонны с примерным влиянием и мужеством». Майор Крамаревский «во все время отступления отражал атаку кавалерии, вливая мужественную твердость в подчиненных», капитаны Бледнов и Ляпунов 2-й «влагали дух твердости» в своих егерей, штабс-капитан Сахайдаков «двукратно отражал неприятельскую кавалерию». Шеф 49-го полка Кологривов и командир батальона 50-го полка майор Антонов, «когда многочисленная кавалерия окружила пехоту, тогда… своими распоряжениями и неустрашимостию приводил людей в порядок и отражал храбро неприятельское нападение».
Полковник Княжнин 1-й «при отступлении пехотных полков Симбирского и Полтавского, находившихся в его команде, удерживал неприятельскую конницу от нападения на нашу пехоту, причинял ей сильный вред хорошим распоряжением своим при произвождении батального на нее огня». Командующий Полтавским полком подполковник Бобоедов «с отличным мужеством и храбростию распоряжал командуемым полком и, нанося сильный вред кавалерии, отошел в порядке за селение Мерлино». Симбирского полка командир подполковник Ф.К. Рындин и майор Карпов «благоразумными распоряжениями, твердостию и неустрашимостию своею не только не дали преследовавшей из Красного артиллерии и пехоте неприятельским, которые беспрерывно производили в их карею картечной и ружейной огонь расстроить оную карею, но и многочисленную кавалерию, на пространстве двенадцати верст беспрестанно атаковавшую сию карею, отражали всякий раз с мужеством. Полк, сформированный из рекрут и солдат, в войне не бывших, единственно их мужеству и распоряжениям обязан тем, что хотя потерпел великий урон, но выдержал храбро все нападения неприятеля, а наиболее беспрерывные атаки многочисленной их кавалерии, которую каждый раз опрокидывал». Майоры Пивоваров и Ушков 4-й «вспомоществовали со всем своим баталионом командирам, где более было опасности, там они с присутствием духа подавали пример отличной храбрости. Тот фас, на которой стремилась более неприятельская кавалерия, видел их тотчас посреди себя и одушевлялся их неустрашимостью»; при этом Ушков был ранен.
Отступление Неверовского 15 августа
Вид города Смоленск. Раскрашенная гравюра, 1814 г.
Капитан Р. Байковский 1-й «в третьем баталионе командовал левым фасом, на которой неприятельская конница наиболее стремилась, и всякий раз отражал оную с особенною храбростию; фас свой, при малейшей расстройке, приводил тотчас в порядок и дважды, по приказанию подполковника Рындина, опрокинул штыками упорную неприятельскую кавалерию, которая, не смотря на сильный ружейный огонь, стремилась ворваться в каре». Капитан Белецкий «командовал в первом баталионе задним фасом, неприятельская артиллерия и пехота особенно на сей фас имели свое стремление, кавалерия же, при малейшем оного колебании, летела на оный, но он с мужеством, содержа людей в порядке, отражал всякий раз неприятеля, искусно сберегая огонь фаса своего». Капитан Логинов, поручики Никифоров, Мартынов, Черкасов, подпоручики Кулак и Чайковский «командовали в обоих баталионах фасами и вообще все с отличною храбростию отражали беспрерывные атаки неприятельской кавалерии; их примером ободренные, никогда в огне не бывшие, молодые солдаты оказали опыты непоколебимого мужества, которые все нападения неприятеля сделали тщетными»; при этом Чайковский был ранен. {93} Отсюда видно, что вюртембергская батарея вела огонь по Симбирскому полку, и что французская лёгкая пехота в горячке боя выбежала из Красного и завязала перестрелку с русской пехотой. Можно допустить, что в начале отступления русские пехотные полки были построены в правильные каре, которые вскоре были нарушены сбегавшимися к ним из города егерями и атаками неприятельской кавалерии.
93
Поликарпов. Календарь. 274-80.
О том, как французская кавалерия осуществляла атаки, детально рассказал участник боя Бисмарк. «По мере того, как эскадроны миновали дефиле, Мюрат, обращаясь к каждому из них и указывая на неприятеля, кричал: “оііа еппеті, chargez ferme! [Вот неприятель, атакуйте решительно]”. Ни один из эскадронных командиров не ожидал повторения подобных слов, произнесённых главнокомандующим всей кавалерией; каждый из них посчитал себя совершенно освобождённым от дальнейшей подчинённости непосредственному начальству; каждый кипел нетерпением и искал случая отличиться на глазах храбрейшего из храбрых. Не сохраняя общей связи, начальники эскадронов поочерёдно командовали: “Еп avant, marche-marche [Вперёд, марш, марш]” и опрометью бросались вслед за неприятелем. Генералы и полковые командиры, без власти и без назначения, скакали вслед за полками, не желая оставаться позади. Таким образом, прекратилось здесь полковое единство, как перед этим, при прохождении через Красный, прекратилась связь бригадная. Кажется, здесь было предопределено, чтобы беспорядку не было границ». {94}
94
Русский инвалид. 1833. № 206. С. 814–15; Starklof. 60–61.
Р. Кнетель. Вюртембергские конные егеря Короля и герцога Людвига
«Неприятель, увидев отступление, удвоил кавалерийские атаки, — пишет Паскевич. — Неверовский сомкнул свою пехоту в колонну и заслонился деревьями, которыми обсажена дорога. Французская кавалерия, повторяя непрерывно атаки во фланги и тыл генерала Неверовского, предлагала наконец ему сдаться. Он отказался, люди Полтавского полка, бывшего у него в этот день, кричали, что они умрут, а не сдадутся. Неприятель был так близко, что мог переговариваться с нашими солдатами». Это подтверждает и рассказ Андреева, который ехал посередине толпы и, «видя безопасность от наездников польских и французских, иногда любовался их строем. Они одеты были превосходно, лошади отличные, а лучше у поляков, которые более всех делали на нас атак; но как ни упорны были их атаки, но ничего с нами сделать не могли. Наша толпа похожа была на стадо овец, которое всегда сжимается в кучу при нападении неприятеля, с какой ни есть стороны, батальным огнем отстреливаясь и штыками не допускала до себя». Бисмарк также отметил, что «дивизия Неверовского не сохранила своего прежнего построения; она представляла уже не что иное, как густую, нестройную массу; но, уподобляясъ огненному шару, шла безостановочно по открытой местности».
А. Ежов. Неаполитанский король и его штаб в сражении при Красном
Рядовой и унтер-офицер мушкетерских полков. Раскрашенная литография Л. Киля. РГВИА
Обер-офицер и штаб-офицер мушкетерских полков. Раскрашенная литография Л.Киля. РГВИА
Солтык признавал, что Неверовский «искусно использовал пересечённую местность, отыскивая защиту то в кустарниках, которые во многих местах покрывали местность, то в аллеях деревьев и рвах, которые окаймляли большую дорогу. Пехота московитов, хотя и покинутая своей кавалерией…, держалась хорошо и отступала в полном порядке». Андреев писал, что «взятыми у нас орудиями они пускали в нас несколько ядер и картечь и то сперва, но после, как прислуга и сбруя были ими перерублены, то и не могли тащить орудий, кои и остались на месте. Выстрелы их отняли у нас до 40 человек, иных ранили… Один польский штаб-офицер на отличном караковом коне четыре раза один подъезжал к нам, когда мы бежали; он преспокойно галопировал возле нас и уговаривал солдат сдаться, показывая их многочисленность, и что мы себя напрасно утомляем, что все будем в плену. Но он напрасно храбрился: нашей роты унтер-офицер Колмачевской приложился на бегу, и храбреца не стало». {95}
95
Паскевич. 92; Андреев. 184; Русский инвалид. 1833. № 206. С. 816; Душенкевич. 111; Михайловский-Данилевский. II. 92–93; Fabiy. IV. 285; Богданович. I. 244. Вороновский писал, будто отступление происходило в нескольких кареях и очень медленно. Чистой воды фантазией выглядит и уверение Гарина, будто «отход русских войск… происходил следующим образом: пехота была построена небольшими каре в две линии в шахматном порядке, причём отступление шло не одновременно, а линия через линию» (Вороновский. 94, 96; Гарин. 155).
В рапорте 1-го вюртембергского полка говорится, что «огромное количество этой пехоты, её хорошо поддерживаемый огонь сделали бесполезными атаки, исполненные каждым эскадроном с пылкостью, достойной похвалы. Следуя их примеру, не только другие полки бригады, но и все те, кто принимал участие в бою, атаковали либо поэскадронно (par escadrons), либо повзводно (par pelotons), и почти каждый раз проникали в сильно сконцентрированную неприятельскую массу, причиняя ей большие потери убитыми, ранеными, а также пленными. Это дело не имело другого результата, кроме нового доказательства храбрости и неустрашимости большей части полка». Рапорт 2-го полка сообщает, что, по приказу Мюрата, «вся кавалерия устремилась на эту массу пехоты, но была отбита её убийственным огнём и её сильной позицией. По меньшей мере двенадцать атак возобновлялись то одним полком, то другим; их успех ограничился захватом сотни пленных и убийством ещё большего числа». Сам же 2-й полк «атаковал четыре раза массу этой пехоты, многие сотни были изрублены».
По словам Кёниха, «теперь Мюрат натравливал (hetzte), в истинном значении этого слова, 6 полков обеих бригад Бёрманна и Мурье (Monsier) один за другим на тесно сомкнутую широкую колонну, собственно кучу (Klumpen) русских, которые двигались, вместо того, чтобы сделать остановку и встретить нас убийственным ружейным огнём. Так как русские тесно стояли один за другим, то только их передние ряды могли направить свои ружья в правильном направлении, чтобы прицелиться в нас, из-за чего получалось, что большая часть пуль пролетала над нашими головами. Напротив, наша кавалерия не могла глубоко вклиниться в неё. Во время одной из атак я добрался до них, но поскольку они едва могли поворачиваться, а передние [ряды] давили на задние из-за нашего удара, они не могли нанести нам потерь штыками. Во время этих постоянно повторяющихся атак генерал послал меня назад, чтобы отыскать 2-й шволежерский полк, который после первой атаки не показывался. Оказалось, что Мюрат увёл его на правый фланг и там натравливал на русских. Когда я поскакал назад или, лучше сказать, в сторону, чтобы разыскать полк, я попал под настоящий град пуль из-за названной выше русской стрельбы с перелётом. Вдоль большой дороги стояла кавалерийская дивизия, которая не принимала никакого участия в бою. Её генерал, которого я спросил о полке, сказал мне: “Но скажите мне, что это такое за свинство (cochonerie) здесь”. “Это, — ответил я, — король Неаполитанский, который атакует русских”. Результатом этих, по меньшей мере, 12–15 атак было то, что несколько сотен человек русских было взято в плен или зарублено».