Первое правило (в сокращении)
Шрифт:
Стоун медлил.
— Может, и найдется какой-нибудь знакомый знакомых…
— Информация нужна мне до того, как начнутся аресты.
Стоун помолчал, а потом задумчиво произнес:
— Есть у меня одна идея… Спроси у Лонни. Может, он знает.
Лонни Тан. Тот самый, который сфотографировал их в Сальвадоре. А через тринадцать дней, в Кувейте, Фрэнк Мейер спас Лонни Тану жизнь.
— С чего вдруг Лонни должен об этом знать? — спросил Пайк.
— Фрэнк поддерживал с ним связь. Отправлял Лонни рождественские открытки и все такое. Если бы Фрэнк был в чем-то
— Хорошая идея. Ладно, спрошу Лонни.
— Договаривайся через его адвоката. Номер нужен?
— У меня есть.
— Я свяжусь с тобой, когда потолкую со своими людьми.
— Спасибо, Джон. Сколько я тебе должен?
— Нисколько. Мне Фрэнк тоже не чужой.
Пайк отключился, отменил назначенные на день встречи и позвонил адвокату Лонни Тана, Карсону Эппу.
— Мне надо с ним поговорить, — сообщил Пайк.
— Как мне объяснить ему, о чем речь?
Пайк уже решил, что о Фрэнке Лонни должен узнать только от него, а не от Эппа. Лонни тоже был для них своим.
— Скажите: «Фрэнк-танк». Он поймет. И дайте ему мой номер.
Пайк продиктовал номер своего мобильника и отложил телефон, думая о том, что ждать, когда Стоун на что-нибудь наткнется, нельзя. А если Ана Маркович еще жива и в состоянии говорить? Правда, Чэн сказал, что она на краю могилы, но он лишь повторил то, что услышал от копов. Надо бы расспросить медсестер: может, после ухода полицейских Ана что-нибудь бормотала в забытьи. Пайку могло хватить одного имени или слова.
Решив, что прилично выглядеть не помешает, Пайк переоделся в бледно-голубую классическую рубашку, купил букет ромашек и повел машину к больнице.
2
Отделение интенсивной терапии находилось на четвертом этаже медицинского центра Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, над приемной «скорой». Пайк вышел из лифта и с помощью указателей нашел восьмиугольный сестринский пост в конце коридора, вдоль стен которого разместились палаты за стеклянными перегородками.
По пути к сестринскому посту Пайк не встретил в коридоре никого из сотрудников отделения. От стола к нему обернулась задерганная медсестра. На табличке у нее значилось «Барбара Фарнхэм».
— Вам помочь?
Пайк в классической отутюженной рубашке кивнул на букет:
— Я к Ане Маркович.
Лицо медсестры смягчилось.
— Сочувствую… Вы родственник?
— Друг семьи.
— Мы в отделении интенсивной терапии ограничиваем посещения. Сейчас у нее сестра, но я думаю, она не станет возражать.
— Отлично. Благодарю вас.
— Двенадцатая палата, только цветы оставьте здесь. Если у пациентки аллергия, цветы ослабят иммунную систему.
Пайк вручил цветы медсестре.
— Если хотите, можете перед уходом забрать их. Или мы сами отправим их в другое отделение. Чаще мы отдаем цветы в палаты рожениц.
— Сначала я хотел бы поговорить с медсестрой, которая ухаживает за ней. Это возможно?
— О пациентке заботимся мы все. Мы одна команда.
— В полиции мне сказали, что когда Ану нашли, она была не в состоянии давать показания. Я хотел узнать, не приходила ли она в сознание после операции.
— Нет, к сожалению, не приходила.
— Я не имел в виду — полностью. Может, что-нибудь повторяла? Какое-нибудь имя? Вы не поспрашиваете других сестер?
— Попробую, но я уверена, что она ничего не говорила.
Над ближайшей дверью зажглась лампа, медсестра убежала, а Пайк направился по коридору к двенадцатой палате. Он думал застать там сестру Аны, но увидел в палате только пациентку.
Пайк подошел к кровати. Левая половина лица девушки и ее голова скрывались под повязками, но правая половина лица была видна. Кажется, Ана пыталась открыть глаз. Веко приподнялось, глазное яблоко под ним дрогнуло и закатилось. Глаз закрылся.
Едва увидев ее, Пайк понял, что она ничего не говорила и вряд ли вообще придет в себя. Судя по виду повязки, пуля вошла ей в голову под левым глазом. Приподняв простыню, Пайк увидел швы на груди и животе Аны, еще оранжевые после обработки йодом. Он опустил простыню и старательно укрыл девушку. Особенно сильно пострадала верхняя часть грудной клетки. Видимо, пуля отскочила от ребер или ключицы, пробила диафрагму и вошла в брюшную полость. У Аны Маркович началось внутреннее кровотечение, она потеряла много крови и теперь умирала.
Пайк коснулся ее щеки:
— Ана, нам нужна твоя помощь.
Глаз закатился под верхнее веко, затем сдвинулся в сторону нижнего непроизвольным, бессознательным движением.
Пайк взял девушку за руку, провел по ней ладонью, потом ущипнул нежную кожу между ее большим и указательным пальцем.
— Кто в тебя стрелял?
Из-за спины его хлестнул резкий женский голос:
— Отойдите от нее.
Пайк невозмутимо обернулся. Женщина лет тридцати, вероятно сестра пациентки, стояла в дверях палаты. Ее глаза блестели холодно и твердо, черные волосы были гладко зачесаны и стянуты в узел на затылке, она говорила с отчетливым восточноевропейским акцентом.
— Я пытался привести ее в сознание, — объяснил Пайк.
— Отпустите ее руку и отойдите.
Сестра Аны была в замшевом пиджаке и дизайнерских джинсах, одной рукой она прижимала к себе кожаную сумку. Другая рука пряталась в недрах сумки и была зловеще неподвижна.
Пайк положил руку Аны на постель.
— Извините. Я пришел узнать, не приходила ли она в себя. Мейеры были моими друзьями.
Глаза женщины сузились.
— Те люди, на которых она работала?
— Фрэнк и Синди. Ана присматривала за их сыновьями.
Женщина внимательно изучила его лицо, фигуру, темные очки и коротко, по-армейски подстриженные волосы. Увиденное ей не понравилось. Даже рубашка. Она отступила от двери.
— Уходите сейчас же.
Одну руку она по-прежнему держала в сумке.
— Она не говорила ничего, что могло бы помочь нам? — спросил Пайк. — Может, какое-нибудь имя? Слово? Чтобы мы могли найти виновных…
— Если она скажет нам, кто это сделал, я сообщу в полицию.
Пайк направился к двери.
— Понимаю. Сочувствую вам и вашей сестре.