Первое предательство

Брей Патриция

Это не просто кошмары. К собственному ужасу, Джосан понял, что все картинки, представшие перед глазами, образы прошлого. Прошлого, которое угрожает повториться, если Ренато поступит по-своему.

Страх парализовал монаха, подавленного образами отвратительной жестокости. Он не мог двигаться, хотя Другой не разделял подобной слабости. Ужас брата возрастал по мере того, как тело задвигалось помимо его воли. Повернувшись на каблуках, оно устремилось вниз по лестнице. Джосан пытался вернуть контроль над телом, однако единственное, что ему удалось, пошевелить одной рукой и сбить

статуэтку со стола. Грохот, раздавшийся, когда она упала на пол, мог разбудить даже мертвого, и монах знал, что сейчас появится Майлз, чтобы выявить причину шума. Выбора нет, нужно бежать, однако он не сделает это в одиночку. Тяжело вздохнув, Джосан перестал бороться с Другим.

Когда тело двинулось со скоростью, которой Джосан раньше никогда не обладал, монах задумался, не сделал ли он ошибку, отдавшись в руки злу еще худшему, чем можно было предположить.

Глава 15

Сандалии зашлепали по кафельному полу, звук бегущих ног нарушил привычный порядок и тишину коллегии. Брат Никос оторвался от журнала. Слишком поздний час для шумных игр новичков, поэтому настоятель напрягся, гадая, что могло спровоцировать подобную спешку.

Едва он встал на ноги, как в дверь постучали, и на пороге появился монах.

— Брат Никос, приношу свои извинения, но нам нужна ваша помощь! — выпалил Джено, пытаясь отдышаться. Молодой послушник, на первом году учебы, никогда до этого не выказывал знаков подобного поведения. — Там какой-то сумасшедший у ворот, хочет поговорить с вами.

Никос замер. Комната показалась холоднее, чем несколько мгновений назад.

— Говоришь, безумец?

Джено энергично закивал головой.

— Причем благородных кровей. Заявил, что он один из нас, и настаивает, чтобы вы его приняли. Я вызвал брата Василия, но тот не узнал ненормального, тогда мужчина расстроился и начал настаивать на встрече с вами. Я хотел вызвать патрульных, однако Василий сказал, что сперва надо спросить у вас.

— Стражу звать не надо, — быстро проговорил Никос. Пришел день, которого он так боялся. Монах-мятежник вернулся в родные пенаты. Приглашать Джосана сюда было очень опасно, однако привлекать охрану нельзя ни в коем случае, слишком много собственных секретов всплывет на поверхность. Маловероятно, что императрица Нерисса поверит, что его действия шестилетней давности продиктованы лишь желанием сохранить порядок и обеспечить мир в империи. Лучше пригласить беглеца сюда, чем позволять ему разгуливать у стен коллегии и по улицам Каристоса и рассказывать историю жизни первым встречным, готовым его выслушать.

— Беги как можно быстрее и попроси брата Василия привести того мужчину сюда.

— Но...

Никос положил руки новичку на плечи.

— Я не могу отвернуться от заблудшей души. Наша обязанность помогать таким, как он. Теперь иди, да поторопись, прежде чем патрульные набредут на него.

Никос наблюдал, как монах удаляется по длинному коридору. С Джено он разберется позднее. Новички стоят на посту до рассвета, так что еще несколько часов он не сможет рассказать другим о случившемся. А к утру Никос придумает, как с ним поступить.

Однако сначала надо встретиться со старым учеником.

Он постарался подготовить правильные аргументы в надежде, что они окажутся убедительнее при встрече лицом к лицу, если уж его письма проигнорировали. Джосан всегда руководствовался разумом, не позволял эмоциям брать верх над холодным рассудком.

Вид посетителя разбил все заготовленные речи. Настоятель быстро отправил брата Василия из кабинета, зная, что старец не настолько глуп, чтобы болтать о личности ночного посетителя. Когда дверь за ним закрылась, Никос дал волю гневу.

— Принц дураков, что ты наделал? Хочешь погубить нас всех? — Советник постарался убедить себя, что зол на подопечного, однако в желудке свернулся холодный клубок страха. Глаза пришедшего казались безумными, а лицо пылало от ярости или, возможно, от многочасовой перепалки с бедным Джено. Если бы Джосан оставался в монашеской рясе, его еще можно было не заметить, однако в шелковой тунике родство с императором Константином бросалось в глаза.

— Пришло время рассказать, что ты сделал. — Голос посетителя прозвучал на удивление спокойно, странно контрастируя с эмоциями, написанными на лице.

— Я просил тебя не возвращаться. Ты несешь опасность для всех нас. А если императрица обнаружит тебя...

— Если мне придется обратиться к ней за ответами, я так и поступлю. Однако я предпочел бы услышать все от тебя.

Никос вгляделся в лицо своенравного монаха. Шесть лет назад, когда тот покидал коллегию, он казался всего лишь оболочкой человека, едва способного выполнять самые простые инструкции. Из последнего же письма стало очевидным, что все изменилось, но память восстановилась не полностью. Теперь настоятель задумался, правда это или же смотритель маяка ведет свои игры, притворяясь послушным и ничего не знающим, а сам давно уже тайно продумал и запланировал свое возвращение.

— С кем я сейчас разговариваю? С Джосаном? Или Люцием?

Лицо посетителя ничего не выражало. Что это, результат долгих лет медитации или придворное искусство обмана?

— С обоими. И ни с одним из них. Это имеет значение?

Имеет. Можно сказать, разница существенна как между смертью и жизнью. Развернувшись, гость направился к столу, уселся в кресло, будто находился в собственном кабинете, а Никос — всего лишь простой проситель. Подобное вполне в характере Люция, однако слова, вылетавшие изо рта, содержали холодный расчет, которым когда-то обладал Джосан.

— Расскажи мне, как же две души оказались в одном теле? — потребовал он.

Настоятель заколебался, потом присел на лавку, которая использовалась редкими посетителями в его комнатах.

— Что ты помнишь? — начал он.

Никос мудро посчитал, что лучше относиться к визитеру, как к Люцию, однако вопросы бывшего послушника/принца указывали, что провалы в памяти до сих пор не восстановились. Значит, можно свести к минимуму свою роль в событиях, произошедших шесть лет назад. И чем меньше Люций будет знать, тем лучше, поскольку если дело дойдет до пыток, то признаваться будет практически не в чем.