Первое задание

========== 1. О вреде ночного графика работы. ======

– Доктор Ларсен, срочно пройдите в приемный покой! – голос, звучащий по громкой связи, вырывает меня из приятного состояния полусна. Черт, а я только настроилась на спокойное дежурство... Ладно, надеюсь, там очередной подросток, неудачно покатавшийся на скейте. Хотя, какой скейт в час ночи?.. Поспать не дадут, изверги...

С такими мыслями я плелась из ординаторской по коридору в сторону приемника, из которого доносились возгласы и вопли разной степени интенсивности. Видимо, всё-таки не

– Ну, кто у нас тут? Автодорожка или подра... охтыжепттвоюбогадушумать! Кто его так? Откуда привезли?! Готовьте операционную, я звоню профу!

– Доктор Ларсен, профессор Уондер уехал и велел не беспокоить его сегодня...

– Вашу мать! Я одна не справлюсь, и вообще – у меня нет разрешения на такое вмешательство!

Я истерично хватаю телефон и набираю сотовый шефа. Три гудка... семь... двенадцать... Черт... черт... черт!!!

– В операционную его! Готовьте реанимацию! Бегом!

– Но, мэм, вы же сказали...

– Я сказала – БЕГОМ!!!

Бегу по коридору следом за каталкой, по пути снимая форменный халат и бросая его медсестре. Проклятье! Проф! Какого черта! Так, все, успокойся. Не до этого. Истерить будешь потом, когда сделаешь. Успокойся, я тебе сказала!!!

– Свет! Давление?

– Девяносто на шестьдесят пять.

– Пульс?

– Нитевидный. Дыхание затруднено.

– К аппарату его.

– Мэм, у него... рот зашит!

– Чтоооо?! Как зашит? А, черт! Обработать раны! Ножницы! Нитки вынуть, обработать и к аппарату!

– Мэм, он может задохнуться от попадающей крови!

– Или точно загнется без аппарата!

Господи, парень, кто ж тебя так?

– Повреждения на груди и животе?

– Ссадины, сломаны одиннадцатое и двенадцатое ребра справа, без смещения. Исходя из первичного осмотра, внутренние органы целы.

– Конечности?

– Только ссадины и порезы.

– Ладно, первым этапом – спину!

Спину... сплошное месиво из кожи, порванных мышц и мелких осколков костей. Такое ощущение, что парню пытались вырвать позвоночник, и небезуспешно. Никогда не видела таких травм. Даже у байкеров, а уж эти как бьются...

Осколки... кусочки темного металла. Что за дрянь такая? На пули не похоже, да и рассыпаны по всему позвоночнику, поди выковыряй...

– Шьем продольно. Аккуратно, кожа очень тонкая. Сэм, что с лицом?

– Нормально. Красавцем не будет, но ничего. Хотя, сама знаешь, наша пластическая хирургия...

– Заткнись и шей! Без тебя тошно! Все? В реанимацию его.

Выхожу из операционной вслед за каталкой, стягиваю окровавленные перчатки, халат и бросаю в урну. Голова кружится, меня шатает, как алкоголика с тяжелого похмелья. На стене напротив – часы. Шесть двадцать утра. Мда... а как хорошо начиналось...

Устало прикрываю глаза и сползаю на кресло.

Я иду по улице, подставляя лицо лучам майского солнца. Оно пригревает весьма ощутимо, хотя календарная весна ещё не закончилась.

Улыбаюсь сама себе. Сегодня год. Ровно триста шестьдесят пять дней, как я получила лицензию на медицинскую деятельность на территории США. И три года, как я живу здесь. Мне двадцать семь, я живу в маленькой съемной квартирке на Манхэттене и безумно влюблена в своего мужчину. Его зовут Honda Hornet 900*, и это мой мотоцикл. Каждое утро мы встречаемся с ним и едем на работу или погулять. Вот и сейчас, взмокшая от весеннего солнышка, в косухе и со шлемом, я иду на стоянку, где он скучал без меня последние сутки.

Водрузив свою пятую точку в седло, я поерзала, устраиваясь поудобнее, вставила ключ в замок и выжала сцепление. Мотоцикл довольно заурчал, приветствуя наездницу.

– Привет, мой хороший. Я тоже по тебе скучала, – я сняла подножку, выкрутила газ и с рыком выехала со стоянки, слегка прищурившись на свет. Надо будет поменять визор** на поляризирующий***, определенно надо. И шлем запасной купить.

Улицы Нью-Йорка – это сущий ад для водителя. Особенно, если ты девушка на мотоцикле. Крутить головой на триста шестьдесят градусов и обладать звериной реакцией – залог выживания. Пообщавшись пару раз с местными водителями и собрав несколько зеркал, я это усвоила и теперь преодолеваю этот лабиринт не сказать, что с легкостью, но с извращенным удовольствием точно.

Заехав во двор госпиталя, я загнала железного друга в тенек и пошла к служебному входу.

– Привет, детка! Ты сегодня позже обычного, хорошо погуляла, поди?

– Здравствуй, Сэм. Более чем хорошо – трасса, ветер и никаких придурков с сигаретами. Кстати, малыш, есть просьба... – Сэм расплывается в довольной ухмылке. Редко, ой редко я с ним так мило общаюсь.

– Что угодно для тебя!.. – выдыхает он с дымом, подходя ближе.

– Завещай мне свои легкие, когда загнешься? Я погружу их в формалин и буду пугать впечатлительных практикантов!

Оставив Сэма ругаться мне вслед, я иду к комнатам персонала. Стягиваю с себя жаркую экипировку, натягиваю любимый зеленый костюмчик и халат. Сегодня я в ночь. С Сэмом. А, и ладно – надеюсь, обойдется без происшествий.

Вечерний обход закончился ловлей костылей миссис Кроп, попавшей к нам неделю назад – дражайший муж выбросил из окна второго этажа. Легко отделалась – цело все, кроме левой ноги.

Отлично. Наполовину гашу свет в ординаторской, забираюсь в кресло с кружкой чая, ноги – на стол... К дежурству готова! Как спать хочется...

– Агата!!! Что ты творишь! Ты в тюрьму хочешь?! – разлепляю глаза и вижу перед своим носом перекошенное лицо профессора Стивена Уондера, заведующего нашим веселым отделением. Господи, сколько я тут просидела? Как же шея болит...

– Сэр, здравствуйте. Я не смогла до вас дозвониться, операцию откладывать было нельзя, и я приняла решение...

– Да мало ли что ты приняла там себе! Ты не имела права!

– Сэр, но пациент поступил в крайне тяжелом состоянии, ждать до утра было нельзя...