Первопроходцы
Шрифт:
Искусство палеолитического населения Сибири, судя по его образцам, найденным в Мальте и Бурети, было в основе реалистическим, наполненным отзвуками окружающего мира. Так же как эскимосы, оседлые чукчи и коряки недавнего прошлого, древние обитатели Мальты и Бурети, жившие в суровых арктических условиях, имели, очевидно, достаточно пищи зимой и свободного времени, чтобы тратить его на художественную резьбу. В зимнее время, когда кругом бушевала пурга и лежали горы снега, эта работа могла служить им развлечением и отдыхом. Кроме того, в их распоряжении в изобилии был первоклассный материал для резьбы: бивни мамонтов и кости животных, а также мягкий камень, который сам словно "просился" в руки мастеров.
Древние обитатели таежных просторов Сибири были не только прекрасными скульпторами, но и графиками-живописцами. Замечательные открытия искусства каменного века связаны с исследованием Окладниковым "писанных" скал у старинного русского села Шигякино на
Весной 1929 года ранним солнечным утром два юных путешественника, оба — комсомольцы, одинаковые романтики в душе, столкнув с берега утлую деревянную лодку, сшитую ивовыми ветками, поплыли по бурливой, проснувшейся от зимней спячки реке. Родившаяся в горах, она медленно набирала силу от бесчисленных впадавших в нее ручейков. Сливаясь, они давали начало одной из самых величественных рек Азиатского континента — Лене.
Дни проходили за днями, надежды сменялись разочарованием. Наконец за очередным поворотом показалось село Шишкино. За старой мельницей, где река вплотную прижималась к скалам, путешественники решили высадиться на невысокой террасе. Первые минуты — и первые удачи. Из обрыва под камнями торчали кости. Не зная усталости, исследователи разбирали слой за слоем, пока не открыли полностью древнее захоронение охотника. Рядом с ним лежали тщательно выструганные наконечники стрел из камня, вкладные лезвия для костяного кинжала, изготовленные из полупрозрачного халцедона.
Некрополь древних подарил много неожиданных открытий. Самое интересное — захоронение двух детей в одной могиле. Возможно, это были братья. В руки им были положены костяные шилья, на ребрах лежали костяные ножи с вставленными в пазы острыми кремневыми клинками. "Над общей могилой малышей, казалось, все еще незримо стояли тени их близких, в глазах которых застыла печаль разлуки" — так охарактеризовал позже Окладников свое впечатление.
Местные жители часто приходили посмотреть на раскоп, интересовались, что делают приезжие молодые люди. Они с интересом слушали увлекательный рассказ юноши со светлыми вьющимися волосами, который к тому же оказался земляком, своим, ленским. Перед их глазами вставали давно забытые времена, когда охотники кремневыми копьями и стрелами с каменными наконечниками добывали себе пищу. Пытливому уму погребения многое могли открыть о верованиях и обрядах, бытовавших несколько тысяч лет назад. Раскопки еще продолжались, когда однажды кто-то из местных жителей сообщил, что неподалеку на скалах есть какие-то рисунки. Решено было посмотреть их. Когда археологи вскарабкались по крутому склону, поросшему кустарником, перед ними открылись вертикальные стены темно-красного песчаника. Точной, умелой рукой на поверхности камня были нанесены изображения животных, птиц, рыб. Им, казалось, не было ни счета, ни конца. Не обращая внимания на колючий кустарник и клубки рассерженных змей — щитомордников, Окладников со своим товарищем словно зачарованные шли вдоль скал и любовались удивительными сценами из жизни первобытного человека. Вспоминались пожелтевшие от времени листы из знаменитых портфелей Г.Ф. Миллера, где приводилось несколько рисунков с Шишкинских скал. "Отец сибирской истории", как называли академика Герарда Фредерика Миллера, был послан в Сибирь в качестве руководителя первой Камчатской экспедиций, над проектом которой работал еще Петр I. В течение нескольких лет ее участники вели исследования на Камчатке, в Якутии, Восточной и Западной Сибири и собрали исключительно интересный материал по истории и этнографии народов Сибири, по истории освоения этого края русскими. Часть материалов была опубликована Г.Ф. Миллером и другими участниками экспедиции, но большая часть хранилась в архиве Академии наук. Спустя почти двести лет рисунки были вновь открыты Окладниковым.
В 1941 году во время своей второй экспедиции на Шишкинские скалы, проходя в очередной раз мимо них, Алексей Павлович заметил на потрескавшейся и побелевшей от времени поверхности скалы еле видимую в лучах вечернего солнца красную полосу. Краска от времени, дождей и снега настолько выцвела, что ее мог обнаружить только опытный глаз, да и то при определенном освещении. Окладников, сдерживая волнение, смочил водой место, где показалась линия, и четко увидел лошадиный хвост, широко распущенный и даже слегка волнистый. Сомнений не было — это рисунок. Сомнений не было и в том, что он выполнен, судя по его состоянию, гораздо раньше, чем все другие изображения на Шишкинских скалах. Тщательно осматривая плоскость скалы и смачивая водой ее поверхность, ученый проследил весь рисунок. Хвост переходил в широкую, плавно очерченную кривую полосу — линию спины и крупа животного. Внизу отчетливо выступало отвислое брюхо и две короткие ноги с копытами в виде ступни. Морда у лошади была короткая и массивная, горбоносая, с мягко обрисованным ртом. Ниже изображения лошади древний художник нанес горизонтально зигзагообразную линию и другие схематические условные знаки, которые, несомненно, были связаны с основным изображением.
Долго пришлось "колдовать" у этого рисунка, прежде чем археологи не убедились в том, что вся композиция, нанесенная много тысяч лет назад, восстановлена полностью. Обведя ее контур мелом, Окладников отошел на несколько шагов назад. Перед ним, освещенное ярким июльским солнцем, предстало уникальное и, вероятно, самое древнее на всем протяжении Шишкинских скал изображение дикой лошади.
Сравнивая его с другими доисторическими рисунками, Алексей Павлович отметил поразительное сходство с теми, которые были обнаружены в Пиндале и Костильо (Испания), Фон-де-Гом и Ляско (Франция). О древности шишкинской находки свидетельствовала реалистичность в передаче внешности животного и манера исполнения. Древний художник изобразил лошадь почти в натуральную величину скупой контурной линией, точно так же, как делали это в ледниковом периоде палеолитические художники Испании и Франции. Все другие рисунки лошадей на Шишкинских скалах, относящиеся к более позднему периоду, выполнены в совершенно другой манере. Глубокую древность находки подтверждало еще и то, что поверхность скалы, где было сделано изображение, настолько выветрилась и пострадала от времени, что побелела и вздулась пузырями. Сама скала треснула и нижняя ее часть сильно осела, от чего несколько сместились линии самого рисунка. Изображение было выполнено светло-красной краской, изрядно вылинявшей от времени. Окладников был уверен, что ленский рисунок входит в круг образцов древнейшего искусства человечества, первых первобытных художников. И в будущем этот вывод был подтвержден новыми открытиями.
Прошло шесть лет, и в ближайшем соседстве с первым изображением при тщательном обследовании скалы Алексею Павловичу удалось обнаружить еще один рисунок лошади и изображение быка.
Открытие рисунков ледникового периода на Лене совершенно по-новому осветило историю искусства Сибири. Оказалось, что глубинные районы Сибири были не просто заселены человеком в неожиданно раннее время, но что древним людям, расселявшимся в тайге и лесотундре, были свойственны чувство прекрасного и уже развитый художественный вкус. В то время уже были свои художники и скульпторы, которые оставили после себя неповторимые шедевры первобытного творчества, внесли свою толику в мировое искусство на заре человечества. Находки в Мальте, Бурети, рисунки в Шишкине еще раз подтвердили важную мысль, что для человеческого общества были характерны одни и те же законы развития мышления и сознания, независимо от того, где расселялись популяции: в степных и лесостепных ландшафтах Испании или Франции, на невообразимых просторах Центральной Азии или в Сибири. Человек, оторвавшись от животного мира, медленно, постепенно, но уверенно делал свои первые шаги в искусстве, которые затем воплотились в бессмертные шедевры античных времен, Возрождения и последующих эпох вплоть до нашего сегодняшнего дня.
Вопросы происхождения искусства постоянно интересовали и волновали Окладникова. На эту тему им написано много интереснейших работ. Особое значение имеет его книга "Утро искусства", изданная в 1967 году. В ней с подкупающим лаконизмом и красочностью языка дана интереснейшая панорама истории первобытного искусства от первых шагов и предпосылок художественного творчества до скрупулезного анализа всех известных памятников эпохи палеолита. Особенно важно, что ученый не только внес большой вклад в теоретическую разработку проблем первобытного искусства, но и значительно раздвинул своими открытиями в Сибири, а затем и в Центральной Азии географические границы происхождения и становления искусства, открыв миру новые великолепные образцы и шедевры художественного творчества.
Яркие и своеобразные тенденции в развитии духовной и материальной культуры не исчезали и в более позднее время, а особенно ярко проявились в неолитическую эпоху на Ангаре. Пять-шесть тысяч лет назад в Восточной Сибири происходит формирование оригинального комплекса охотников и рыболовов, отличного от мира оседлых рыболовов и земледельцев Дальнего Востока.
Продолжает развиваться реалистическое искусство, анималистическое в основе. В неолитических захоронениях встречаются изображения рыб, в том числе плоские костяные, вероятно, служившие шаманскими амулетами. Имеются и изображения лосиных головок, представляющие собой навершия шаманских жезлов-тростей типа бурятских шаманских конных тростей.
Но наиболее многочисленны в ряду памятников искусства, оставленных древними племенами ангарской и ленской тайги, петроглифы, охоте за которыми Окладников посвятил многие годы своей жизни.
Первая встреча с первобытным искусством народов Сибири потрясла его. "Охваченные глубоким волнением, — пишет Окладников, — как зачарованные, переживали мы на Шишкинских скалах волнующие часы встречи с первыми художниками человечества. Перед нами пробивался маленький, но уже чистый и звонкий ручеек искусства, которому предстояло в будущем стать могучей полноводной рекой. Оставалось только идти все дальше и дальше, по изгибам этого ручья, навстречу последующим тысячелетиям: от искусства палеолита к неолиту, от неолита к бронзовому, а затем и к железному веку".