Первопроходец. Бомж с планеты Земля
Шрифт:
– Так мы ж еще не пришли.
– Надень, надень…
Я спорить не стал, натянул. Техника безопасности – превыше всего. А кстати…
– Кузьмич, – начал я, – можно вопрос?
– Хоть два! – фыркнул Бунша.
– Я заметил, что дверь в бараке запирается на засов только изнутри, то есть нас никто особо не сторожит. А зачем же тогда решетки на окнах? От этих… упырей?
– От них, гадов, – кивнул Кузьмич и приподнял полу своей куртки. Я увидел кобуру у него на поясе, из которой торчала рукоятка «Стечкина». – Видишь? И еще у Туки с Катоо по духовому ружью – они стреляют отравленными иглами. Ну, здесь-то еще ладно, всех упырей повывели, а вот на дальних участках их хватает. Цверги говорят, что именно в этом… как его… ТБ помещается упыриная матка. Они как рой – матка откладывает яйца, из них выводятся упыри-добытчики, упыри-охотники и упыри-солдаты. Добытчики, те мелкие и не шибко опасные, а вот солдаты… Те еще твари! Маскируются так, что рядом пройдешь и не заметишь. Буквально на голом месте притаиться умудряются! А уж как они быстры… да и силушкой не обижены. Упырь может на четырех лапах бегать, а может и на двух, как мы, так что не доверяйте силуэту!
– А почему упырь? – поинтересовался Полторашка.
– А он, как вурдалак, любит горло рвать и кровь хлебать. Понял?
– Ага…
– Кузьмич! – донесся голос издалека.
Все обернулись. К нам ленивой трусцой подбегали трое гвардейцев.
– На вашем участке упыря видели! – доложил старший, мордатый и усатый, вытирая беретом потный лоб. – Комендант велел посторожить.
– Понятно, – кивнул Бунша. – Лишних стволов не бывает!
Переговариваясь, бригада вышла к участку, и мне сразу нашлась работа – загонять вагонетки на эстакаду и грузить самосвал. «КамАЗ» уже стоял под бункером.
И опять загрохотали, засвистели перфораторы, залязгали вагонетки, заширкали лопаты. Думал, не управимся, но тут с соседнего участка пригнали ПДМ, [3] и она нам здорово помогла. И десяти минут не прошло, а 20-тонный самосвал был загружен с горкой.
Уморились все, и Кузьмич скомандовал:
– Отдыхаем! Через час загрузим еще один, и все. Саня, Тука, Димон! Разжигаем костры, будем ужинать!
Тут уж все оживились.
Я порубил ящик из-под взрывчатки, а Тука запалил костерок, ловко орудуя огнивом. Потом Эдик притащил целую стопку сухих, омертвевших моховищ – костер загудел, а в его оранжевых языках проявились красивые зеленые «прожилки».
3
Погрузочно-доставочная машина.
Четыре костра, затрещав один за другим, кое-как разогнали полутьму, а гвардейцы несли дозор, изредка посвечивая фонарями.
Я подвинул к огню пустой ящик, поинтересовавшись у Бунши, не закусит ли мной какая-нибудь мелкая живность.
Кузьмич помотал головой.
– Нету здесь жучков-паучков, букашек-таракашек, – сказал он, шевеля ладонями над языками костра. – Я имею в виду – под открытым небом. Хотя водится одна интересная бабочка, и название у нее говорящее – вампирелла. Большая такая, с две ладони. Подлетает неслышно, как в твои волосы вцепится, не почуешь, а потом жвалами своими кожу тебе на шее просадит и начнет кровь пить. Видать, какую-то дрянь вкалывает – все без боли. Полстакана может запросто выдуть. А если таких кровососов десяток налетит? Помню, раньше люди в походе мерли от них – заснут у костров и думают, что все в порядке. А утром их не добудишься – скончались от потери крови. Вот и все. Так что поглядывай… Ну, потом, когда выберемся из этого чертовою склепа.
– Понял, – серьезно сказал я, – спасибо.
– Да чего там…
– А в этом чертовом склепе есть еще кто кровожадный, кроме упырей?
– Да черт его знает… – протянул Кузьмич. – Вон, однажды целая бригада пропала – не здесь, на южных участках. Там весь этот ТБ наглухо перегорожен толстой стеной, не пройти, не проехать. И, вроде, некуда людям деваться, а их нет! Потом только приметили какие-то колодцы с липкой такой жижей. Теплая, главное, и пузыри из нее – буль! Может, какая гадость в этом киселе проживает? Вот всех и почикала?
Тут к нам Эдик подсел.
– Разрешите? – шаркнул он сапогом.
– Падай.
– Говорят, ужин скоро, – сообщил Лахин, умащиваясь и поглядывая на Буншу.
– Ужин – это хорошо… – протянул бригадир.
– А ты давно здесь? – поинтересовался я у Кузьмича. – Или это не принято спрашивать?
– Да почему? – пожал тот плечами, и хмыкнул. – Всю жизнь я тут, все шестьдесят годков.
– Да мы на Манге всего десять лет! – удивился Эдик, и тут до него дошло. – Так ты что… из этих, из первопоселенцев?
– Из этих, – буркнул Кузьмич. Чувствовалось, что не хотелось ему поднимать эту тему, но он себя пересилил-таки. – В общем… Вот ты, – обратился бригадир ко мне, – ты же с этим их, с оргнабором?
– Ну, да.
– А когда ангар проезжали, видал ли кого?
– В ангаре? Да стояли там четверо или пятеро, по всему видать, богатенькие.
– Четверо их, вся шобла, – кивнул Кузьмич. – Друзья давнишние, хоть и люди разные. Я как-то фотку одну видел, где они вчетвером. Снимок черно-белый, а они там молодые совсем, все в этих «целинках» – ну, курточки такие были у студентов-стройотрядовцев. А теперь они захапали портал, и двое из них уже попали в этот список… как его… форс… фоб…
– Форбс?
– Во-во, он самый. У одного два миллиарда, у другого – шесть с половиной. Вот и все. Еще двое тоже не бедные, просто бизнесом не занимаются, в науке остались, портал этот изучают, хоть никому на свете ничего про него не расскажут. Никогда и ни за что. А началось все не десять лет назад, а еще после войны, в году… да как бы не в пятьдесят первом. Тогда в Красноярском крайкоме работал один головастый мужик. Хоть и молод был, но успел повоевать, до Берлина дошел, «Красную звезду» заслужил. Данила Архипович, так его звали. Он тогда Норильском занимался и вообще Таймырским национальным округом. Люди ему верили, шли за ним. А на Таймыре… Легенда там ходила одна, про дверь в скале. Нганасаны ее рассказывали, аборигены тамошние. Дескать, жил-был один охотник, и звали его Кэйкумуо. Пошел он однажды по следу волка, а тут пурга. Укрылся Кэйкумуо в огромной пещере, огонь развел. Видит – ворота в скале, да со знаками всякими непонятными, с узорами – и с отпечатками. И четырехпалая рука выдавлена, и шестипалая, у которой как бы два больших пальца в разные стороны торчат, и обычная пятипалая. Вложил Кэйкумуо свою пятерню в тот след, а ворота и открылись. Лес за ним, свет и тепло. Шагнул туда охотник, а с той стороны такие же ворота стоят, и те же ладони выдавлены. Приложил он руку – и вернулся обратно. Но ненадолго – ушел Кэйкумуо в теплую страну и только через год вернулся. И жену свою подарками одарил, и детей, и родителей. А потом опять ушел и не вернулся больше. Вот и все… Загорелся Данила Архипович, решил проверить, а не взаправду ли все о «фала-футу» наговорено, о тех самых «каменных воротах». [4] И убедился – Кэйкумуо не врал! И что делать? Я потом разговаривал с Архипычем. Он уже старый был, но в памяти все держал. Рассказывал, что собирался обо всем доложить самому Сталину, а в 53-м вождя инсульт хватил. Сволочь же эта плешивая, морда хрущевская, целые сутки никого к Иосифу Виссарионовичу не подпускала. Так и не помогли врачи, а Власика, надежного охранника Сталина, еще раньше удалили. Вот и все…
4
Обряд прохождения через «фала-футу» (каменные ворота) сохранился у нганасанов. Для этого в феврале, когда появлялось солнце, из каменных плит строилось нечто вроде туннеля.
– Вы – сталинист? – ляпнул Эдик.
– Сатанист, – буркнул Бунша недовольно. – Напридумывали словечек разных, лишь бы память о человеке испоганить!
– Да я ничего против Сталина не имею, – стушевался Лахин, – просто репрессии эти…
– Милый! – ласково протянул Кузьмич. – Да Сталину памятник надо ставить за то, что не позволил тем самым репрессиям раскрутиться, что осаживал самых прытких! Ладно, не об этих помоях политических речь, пусть их либералы сами лакают, у них языки длинные… В общем, Данила Архипыч затеял дело опасное, но важное – стал переселять на Мангу людей.
Геологов, нефтяников, горняков, врачей с учителями, инженеров, строителей, да всех! Кстати, саму планету назвали тогда Моунга. Так по-нганасански… малость с энецким акцентом именовали Землю. Это вы потом все перекрутили, напридумывали, будто целый мир в честь плода манго назвали! Ну да, на закате краски такие, что похоже на манговый сок… Блин, опять я отвлекся! В общем, стали мы тут жить-поживать да добра наживать. Расплачивались за все советскими деньгами, и милиция у нас была, и два совхоза, а Данила Архипыч все крутился, все сновал отсюда на Землю и обратно. То учебники завезет, то сапоги, то буровые коронки… А в Москву ехать да все рассказать не решался. Говорил, что вокруг Брежнева слишком много троцкистов собралось, вроде того же Хрущева, а Горбачев и вовсе предателем оказался, врагом народа! А потом, когда Норильский комбинат отдали олигарху, фала-футу вообще закрыли…