Первые люди на Луне
Шрифт:
— Что вы хотите?
Он обернулся и замахал руками. Трое молодых людей ускорили шаги. Через минуту они были около меня и стали забрасывать меня вопросами, на которые я не особенно охотно отвечал.
— После, после! — говорил я. — Я смертельно устал. Я весь в лохмотьях.
— Поднимитесь в отель, — сказал маленький человек. — Мы присмотрим за этой штукой.
— Не могу, — сказал я. — В этом шаре находятся два толстых бруска золота.
Они недоверчиво переглянулись и посмотрели на меня с любопытством. Я подошел к шару, наклонился, влез внутрь, и вскоре у них в руках очутились ломы селенитов и сломанная золотая цепь… Если бы не усталость, я бы расхохотался, глядя на них. Они походили на котят около жука. Они не знали, что с этим делать. Маленький толстяк наклонился, поднял за конец один лом и со вздохом опустил. Все сделали то же самое.
— Это либо свинец, либо золото! — предположил один из них.
— Скорей золото! — сказал другой.
— Несомненно, золото, — подтвердил третий.
Все посмотрели на меня, а потом на судно, стоявшее на якоре.
— Несомненно! — воскликнул маленький человек. — Но где вы его достали?
Я был слишком утомлен, чтобы лгать.
— Я достал его на Луне.
Они переглянулись с изумлением.
— Послушайте! — сказал я. — Я не стану теперь ничего доказывать. Помогите мне перетащить эти слитки в отель. С передышками двое из вас смогут перенести один лом, а я поволоку цепь. Когда я немного поем, я все расскажу.
— А как же быть с этой штукой?
— Она не испортится и здесь, — сказал я. — Ничего, черт побери! Пусть лежит тут. Когда начнется прилив, она поплывет.
Потрясенные молодые люди послушно подняли мои сокровища на плечи, и я, чувствуя свинцовую тяжесть в ногах, повел всю процессию по направлению к видневшемуся вдали приморскому бульвару. На полпути на помощь подбежали две маленькие девочки с лопатами и худощавый, громко сопевший мальчик. Кажется, он вез велосипед и сопровождал нас справа на расстоянии двухсот ярдов или около того; вскоре это ему надоело, он сел на свой велосипед и покатил по гладкому песку по направлению к шару.
Я оглянулся ему вслед.
— Он не тронет шар, — сказал коренастый молодой человек, успокаивая меня, и я охотно дал себя успокоить.
Утро было хмурое, и сначала на душе тоже было пасмурно; но скоро Солнце прорезало серые облака горизонта и залило блеском свинцовое море. Я почувствовал себя бодрей. Вместе со светом Солнца появилось сознание огромной важности всего, что я сделал и что мне еще предстоит сделать. Я громко рассмеялся, когда передовой зашатался под тяжестью моего золота. Вот изумится весь мир, когда я займу в нем подобающее место!
Если бы я не был так утомлен, то меня очень позабавил бы хозяин литлстоунского отеля: он стал метаться, не зная, как согласить золото и почтенных носильщиков с моей оборванной и грязной одеждой. Но в конце концов я очутился в настоящей земной ванной комнате с теплой водой для умывания, в новой одежде, правда, очень тесной, но, во всяком случае, чистой, одолженной мне маленьким толстяком. Он дал мне, кроме того, бритву, но я не решался коснуться своей густой и щетинистой бороды.
Я сел за английский завтрак и ел не торопясь, с аппетитом — хроническим многонедельным аппетитом. Затем я собрался отвечать на вопросы моих четырех молодых людей и рассказал им всю правду.
— Хорошо, — сказал я, — так как вы настаиваете, то я скажу вам, что добыл это золото на Луне.
— На Луне?
— Да, на Луне, там, в небесах.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что вы слышите, черт побери!
— Что вы только что вернулись с Луны?
— Вот именно! Через космическое пространство — в этом шаре.
При этих словах я сунул в рот добрый кусок яичницы.
И тут же решил при втором полете на Луну захватить с собой ящик яиц.
Я ясно видел, что они не верили ни одному моему слову, но, очевидно, считали меня чрезвычайно респектабельным лжецом. Они переглянулись, а потом уставились мне в рот. Они, видно, надеялись раскусить меня, глядя, как я солю яйца, и придавали особое значение тому, что я ем яйца с перцем. Золотые слитки странной формы, под тяжестью которых у них сгибались колени, гипнотизировали их. Они лежали предо мною, эти слитки, стоившие много тысяч фунтов, и их так же невозможно было украсть, как дом или участок земли. Когда я взглянул на полные ожидания лица, склонившиеся над моей чашкой кофе, я понял, сколько подробных объяснений я должен дать, чтобы мне поверили.
— Вы, конечно, не серьезно… — начал было самый молодой таким тоном, точно он обращался к упрямому ребенку.
— Будьте любезны, передайте мне гренки, — перебил я и заставил его замолчать.
— Но послушайте! — подхватил другой. — Мы не можем поверить вам.
— Но так что же! — сказал я, пожав плечами.
— Он не хочет рассказывать, — сказал младший в сторону и с подчеркнутой непринужденностью спросил: — Вы ничего не имеете против, если я закурю?
Я любезно кивнул головой и продолжал завтракать. Двое из них отошли от стола и стали у дальнего окна, тихо переговариваясь. Вдруг я вспомнил.
— Прилив кончается? — спросил я.
Наступила пауза. Они колебались, кому из них ответить на мой вопрос.
— Скоро отлив, — сказал толстяк.
— Ладно, — сказал я, — он не уплывет далеко.
Я начал третью порцию яичницы и обратился к ним с маленькой речью.
— Послушайте! — сказал я. — Прошу вас. Не воображайте, пожалуйста, что я сумасшедший и рассказываю вам всякие небылицы. Я принужден быть очень кратким и сдержанным. Я отлично понимаю, что это может показаться очень странным и невероятным. Могу вас уверить, что вы живете в замечательное время. Но я не могу пока объяснить вам все: это невозможно: Даю честное слово, что я явился с Луны, и это все, что я могу открыть вам… И все же я чрезвычайно обязан вам, чрезвычайно! Надеюсь, что мое обхождение не показалось вам оскорбительным.
— Нисколько! — сказал приветливо самый молодой. — Мы отлично понимаем…
И, глядя на меня в упор, он откинул назад свое кресло с такой силой, что оно чуть не опрокинулось.
— Вовсе нет, — подтвердил толстый молодой человек. — Пожалуйста, не подумайте!
Все встали, закурили, начали прогуливаться взад и вперед и всячески старались подчеркнуть свое дружелюбие, доверие и полное отсутствие назойливого любопытства.
— Я пойду все-таки посмотрю на судно, — сказал вполголоса один из них.
Если бы не любопытство, то они все ушли бы и оставили меня одного. Я продолжал спокойно есть яичницу.
— Погода замечательная, не правда ли? — заметил толстяк. — Не помню такого лета…
Его прервал оглушительный треск. Словно взлетела огромная ракета!
Где-то зазвенело разбитое стекло.
— Что такое? — спросил я.
— Неужели?.. — вскрикнул толстячок и подбежал к угловому окну.
Все кинулись к окнам. Я один сидел и смотрел на них.
Потом вскочил, отшвырнул яичницу и тоже подбежал к окну.