Первые ступени
Шрифт:
Незаметно подкрался вечер. Похолодало. Стартовая команда готовится к заправке ракеты. Железнодорожные составы на двух параллельных путях уже ждут очереди: целые цистерны топлива переливаются внутрь ракеты, и энергия, заключенная в нем и воспламененная волей человека, должна швырнуть спутник вопреки силам земного притяжения в космическую высь!
Нет, не думалось тогда о величии происходящего: каждый делал свое дело, переживая и огорчения и радости.
Окончена заправка, фермы обслуживания, будто две гигантские руки, раскрывают свои объятия, готовясь выпустить во вселенную свое детище.
До старта полчаса.
Площадка около ракеты пустеет: только Сергей Павлович, его заместители
Мне и раньше интересно было вот так, со стороны, наблюдать за ним. Зайдет он, бывало, поздно вечером в цех, где на стапелях лежит громадное тело ракеты, отпустит сопровождавших инженеров и конструкторов, остановит жестом руки мастеров сборки, затем возьмет табурет, сядет поодаль и молча смотрит на ракету. Лицо задумчивое. Сидит, молчит. Смотрит. Потом, словно стряхнув с себя владеющие им чувства, резко встанет. И лицо уже другое, совсем не такое, как минуту назад, решительное, подвижное, и — каскад четких, категорических указаний: успевай только ловить их и не дай бог забыть!
На стартовой площадке появляется горнист. Резкие звуки горна вторгаются в ночь, прорываясь сквозь шум стартовых механизмов.
Торжественность той минуты навсегда останется в памяти свидетелей и участников событий, ибо это были незабываемые и неповторимые минуты. Жаль, что фамилия того горниста осталась неизвестной. Он, наверное, стал бы легендарным, ведь его сигнал возвестил начало новой эры — космической.
Пора уезжать на НП — наблюдательный пункт. Из машины, через заднее стекло, видна удаляющаяся бело-серебристая свеча-ракета, искрящаяся под светом прожекторов. Последние минуты она здесь, с людьми, на Земле.
Вот и НП. Он в нескольких километрах от старта. Чтобы лучше видеть, многие забираются на крыши радиостанций.
Стрелка часов приближается к моменту старта. Волнение мешает дыханию.
Минутная готовность…
Оторвалось и пропало облачко парящего кислорода: дренаж. Сейчас, вот-вот, сейчас! Сердце, кажется, вырвется из груди. Почему так долго? Какие же долгие, тягучие секунды! Смотрю, не отрывая глаз, боясь моргнуть.
Наконец, отблеск пламени и вслед за тем гул, низкий раскатистый гул. Ракету заволакивает клубами дыма, дым все выше и выше. Кажется, что вот-вот он скроет ее всю. И в этот момент величественно, неторопливо, но уверенно белое стройное тело ракеты двинулось, поднялось, пошло… И всплеск, ярчайший всплеск света! Пламя вырвалось из стен стартового устройства. Его факел рвет темень ночи. Мельком бросаю взгляд на землю: она светла, и по ней ползут тени, резкие, черные тени от людей и машины. Раскатистый грохот двигателей, ночи уже нет — все окрест буквально залито ярчайшим светом. Ракета идет! Все быстрее и быстрее! Все выше и выше! Вот плавный поворот на траекторию, пламя, кажется, бьет нам прямо в глаза, но расстояние смягчает его, гул становится глуше, ночь возвращается, контуры могучего тела уже не видны, только созвездие огоньков, с каждым мгновением тускнеющих, наконец, только звездочка, и вот ее уже не распознать среди множества настоящих звезд.
Минута тишины, и… крик. Кричат все. Что кричат — не разберешь, машут руками, обнимаются, целуются, кто-то тычется небритым, колючим подбородком в щеку, кто-то хлопает по плечу, налетает, чуть не сбивая с ног, Михаил Степанович. Счастливые лица: пошла!
Через несколько минут операторы телеметрических станций сообщают: спутник отделился
Все это слишком неожиданно и ново; и до сих пор, пока спутник не облетит хоть раз вокруг планеты, мы сами себе не можем поверить.
Проходит час. Нетерпеливые потянулись к фургону приемной станции, где можно услышать радиосигналы спутника. На станции командует Вячеслав Иванович, рядом с ним главный конструктор радиосистем ракеты и спутника. Магнитофон наготове.
— Хотите послушать голос из космоса?
Оказалось, уже записаны первые сигналы спутника — с момента его отделения от носителя и до исчезновения за радиогоризонтом. Вертится магнитофонный диск. Шумы, треск, и сквозь них: бип-бип-бип!
Сигналы постепенно замирают. Теперь надо подождать еще минут двадцать, и голос спутника должен зазвучать вновь уже не с ленты, а оттуда, издалека. И тогда… тогда уже смело можно сказать: «Свершилось!»
Сидим в тесном фургоне с наушниками на головах. Стрелка часов медленно движется по циферблату. Чувствую, что опять начинает колотиться сердце, кровь стучит в висках, до боли прижимаю наушник, но, кроме шороха и шумов, ничего. Вячеслав Иванович, наклонившись, почти лежит на столе около радиоприемника, руками прижимает телефоны к ушам.
Все следят за ним. Его аппаратура — самая чувствительная. Вдруг он пригибается еще ниже, еле-еле трогает ручку настройки, чуть поднимает голову, опускает опять — нет, показалось… Еще несколько длинных секунд, а может быть, минут, и вот Вячеслав Иванович решительно поднимает голову, поправляет наушники и произносит робко, неуверенно:
— Вроде есть…
Еще несколько мгновений (каждую секунду спутник ближе на 8 километров!) и…
— Есть!! Есть!!! Включить магнитофоны!
Сброшены наушники. Слышно уже и так. Все увереннее и увереннее звучит лучшая из мелодий: бип-бип-бип-бип!
— Летит! Летит!
Промчавшись за 95 минут вокруг Земли, он пришел; пришел и посылает из космических далей сигналы звонкие, дерзкие.
Главный конструктор радиосистем радостно и торжественно докладывает по телефону председателю Государственной комиссии о приеме радиосигналов из космоса: созданный умом и руками советских людей первый искусственный спутник Земли впервые в мире выведен на орбиту.
Так это было.
Может, кто-нибудь тогда и сознавал величие свершаемого, но, мне кажется, большинство не думало, что делает великое дело, и не предполагало, какой резонанс во всем мире вызовет запуск нашего «пээсика». Да и некоторые мои знакомые, безусловно способные философски осмысливать происходящее, не раз признавались после, что, узнав о спутнике, совсем не отметили в сознании начала новой эры. Когда по дороге домой в одном из аэропортов мы увидели свежие газеты с сообщением о запуске и первыми откликами, то были поражены: да неужели это наш ПС, наш «простейший», так перебудоражил мир!
Меня, и, конечно, не меня одного, охватило странное, еще ни разу не испытанное чувство любопытства и смущения. Ну читали мы сообщения и раньше, но они касались чего-то другого. А сейчас вот прямо так, открыто и официально вещалось о нашей работе. Газеты объявляли вес спутника: 83,6 килограмма. И как-то невольно в голове мелькнула мысль: а думалось ли об этом, когда, установив на весы подставку и уравновесив ее, рабочие осторожно опустили на нее ПС и девушка-лаборантка записала в графе «вес» число — 83,6? Тогда это была простая технологическая операция. А теперь?