«Первый». Том 4
Шрифт:
— На Моховой? Азия? Слушаю.
— Там перемены большие — старого отпели, новый слезы вытер.
— Сел в свою карету и уехал в Питер. Зачем он туда уехал?
— Разорился кто-то из богатеньких, ищут того, кто нажился. Того, кто читал Адама Смита, а Апулея не читал. Вроде теперь все. Пока.
Ну вот, теперь и это еще. С одной стороны — хорошо, что ресторанчик работает, и вентиляция от каждого столика, по которой без следа электроники, совершенно дедовскими методами, можно слушать посетителей окупается. Но то, что мной ФСБ заинтересовалось так быстро, я не предполагал. Была надежда, что до конца праздников никто не пошевелится.
Пошевелились.
– ----------------------
На другой день Прохоров вспомнил о сыне. Похороны он решил проводить максимально гласно и на широкую ногу. На такое событие не прийти не сможет никто из прежних друзей и союзников. То, что они все сейчас переоценивают своей знакомство с ПАПой, было бы естественно.
За ночь самый богатый стал едва ли не самым бедным. То, что должен он сейчас больше, чем имеет и сможет достать, догадывались многие. Прохоров сам еще недавно открывал свои карты и хвастался удачными вложениями в Терру. В него поверили и вложили большие деньги.
Но потребовали гарантий. Вот тут он и дал маху. Решил взять на себя и все риски, и большую часть прибыли. Уж очень были нужны деньги. Да и риски-то представлялись минимальными. Тогда он вообще считал их нулевыми. Замок все оценивали, как совершенно неприступный.
Клану даже приходилось преуменьшать свою мощь, чтобы не пугать остальных игроков и императора. Количество игроков уровнем выше ста — ста пятидесяти, и прочие показатели, по которым оценивали кланы, Прохоров преуменьшал сознательно. Просто временно выводя игроков из клана. На самом деле клан мог выйти на бой в чистое поле и с успехом воевать против всех. Во всяком случае, разгрома такого не было бы. Защищать же замок можно было и десятью процентами сил клана. Как могло все это произойти?
За последние дни Прохоров допросил и расспросил очень многих. Но ясности не прибавилось. Даже союзники, так удачно подвернувшиеся и взятые совсем за небольшие деньги для подстраховки, и те не помогли. Где они сейчас, кстати? В запарке он забыл про Ударников и Первопроходцев. Кланы-то немаленькие. Могут и без Красной Армии повоевать с кем угодно. Надо узнать, как там дела сегодня обстоят.
Откуда у нападавших оказался свиток Армагеддона? Само их существование считалось недостоверной легендой.
Что за отраву добавили в спиртное? Хотя здесь были и сомнения. Он и сам слишком рано начал праздновать победу. Его красноармейцы могли и сами набраться после долгого воздержания. Задолго перед штурмом он объявил сухой закон, зная слабые места своих людей.
Не разреши он тогда открыть склад со спиртным, ничего бы этого не было. Прохоров тряхнул головой. Обвинять себя он не привык. Но эту вину свалить было не на кого. Ему это даже никто не советовал. Сам решил, сам сделал. То, что, выйдя из игры, все еще добавили, также было объяснимо. Кто в России не пьет под бой курантов? Ворота тоже открыли сами. Абрамчик забеспокоился, что будут пожары, а он сам велел всем идти за стены пускать ракеты в небо, заодно и трофеи собрать. Противника никто не остановил. Они вошли в замок, не потеряв ни одного бойца.
Кто мог это предвидеть? А может и не предвидели, и это случайность? Свиток они применили и побежали наудачу к замку. Рассчитывая на неожиданность. Им просто повезло. Тогда не было предателя. Но кто-то же виноват? Признать свои ошибки для Прохорова было невозможно. Это противоречило его натуре, да и среда в которой он вырос, диктовала правило — всегда переводить стрелки на другого. Виноват, а значит и мертв, кто-то другой.
Те спонтанные и резкие действия, что он предпринял сразу в новогоднюю ночь, результата тоже не дали. Амазонки перед штурмом сменили адреса, и поймать смогли только одну из них. Да и то потому только, что та отошла от игры и родила перед Новым Годом.
Ее с дочкой привезли в подвал, и он сам допросил мать, мучая младенца на ее глазах. Та рассказала все, что знала и что придумала, на ходу, пытаясь спасти ребенка. Ее информация устарела, все, что она знала относилось ко времени, когда штурм еще был только в планах. Об этой стадии Прохоров больше знал от Волков. Так что это все было зря. Шум поднялся заметный.
Двери в квартиру этой амазонки пришлось выносить с большим шумом, серьезная была дверь. Да и сама история похищения матери с младенцем попала во все СМИ. Кое-кто даже посмел связать это со штурмом замка и, соответственно, с ним — с Прохоровым. Амазонки и Ветераны даже подали заявление в прокуратуру. Там тоже были вынуждены проводить проверку.
Это все дополнительно ослабило его позиции. На похоронах сына Павла отметились почти все, на поминки пришли многие. Но это было уже не так, как прежде. Его уже начинали сторониться. Рядом оставались только свои и мелкие шестерки, вроде депутатов, губернаторов и прочей шушеры. Именно на похоронах сына бывший олигарх осознал степень перемен в своем положении.
Он вернулся на годы назад и стал простым криминальным авторитетом — бизнесменом, из числа которых и выросла в прошлом вся нынешняя элита страны. В начале девяностых Штаты настояли на ускоренной приватизации, и слабый умом, и редко бывавший трезвым, Ельцин передал страну в руки единственной организованной и финансово обеспеченной категории населения. Организованная преступность перестала быть преступностью и стала организованной властью. Пройдя стадию переделов, слияний и поглощений она застыла в нынешнем виде.
— Эх спасибо тебе, Америка. Великая страна. Если бы не ты, то топтал бы я зону где-нибудь на Колыме — подумал Андрей Павлович. Но второй такой шанс разбогатеть Прохорову выпасть уже не мог. Все давно поделили и переделили. Те, кто оказались послабей, сейчас в лесах вокруг Москвы и Питера лежат в неглубоких могилках. Которые сами себе и выкапывали. Сейчас же, у самого Андрея Павловича перспектива пропасть без вести в такой могилке становилась все реальнее.
Да и теперь Америка мне поможет, туда в крайнем случае я на запасной аэродром уеду. Нужно своих демократов расшевелить. Пусть помитингуют и протесты против чего-нибудь организуют. Для моего политического убежища в штатах, они просто обязаны сделать все возможное. Но это еще нужно продумать тщательно. Просчеты уже недопустимы.
Что-то много ошибок совершаю я сам — неожиданно для себя решил он. Надо чаще слушать других, может, я от горя теряю хватку? В кабинет его вошла секретарша.
— Андрей Павлович! Все собрались и ждут вас. Вы велели предупредить.
— Собрались, это хорошо. Иду.
Он посидел еще пару минут, не думая ни о чем, и перешел в соседний зал совещаний.
— Что такие хмурые? Прорвемся, и в более тяжелые времена побеждали, и сейчас так будет. Абрамчик, рассказывай, что удалось узнать.