Первый блицкриг. Август 1914
Шрифт:
Пока будет производиться эта переброска, отступление корпусов Макензена и фон Белова должно производиться в южном направлении в течение еще одного двухдневного марша, чтобы, окончательно оторвавшись от противника, они оказались километров на 50 ближе к южному фронту. Отсюда, если все сойдет хорошо, они пройдут кратчайшим маршрутом и займут позиции на левом крыле Шольца, которого они достигнут вскоре после того, как Франсуа прибудет на правое. Таким образом, вся армия в составе четырех с половиной корпусов будет на месте, чтобы встретить южную армию русских. Кавалерия и резервы из Кенигсберга будут оставлены в качестве заслона перед армией Ренненкампфа.
Успех этого маневра был
Таковы были доводы Хоффмана, и они убедили Вальдерзее. Каким образом Вальдерзее уговорил Притвица или просто разрешил Хоффману подготовить необходимые приказы без одобрения Притвица — история умалчивает. Поскольку штаб не знал, что Притвиц тем временем доложил Генеральному штабу о своем намерении отступить к Висле, никто не побеспокоился известить верховное командование о том, что от идеи отступления отказались.
На следующее утро два офицера из штаба Мольтке, с трудом дозвонившись по полевым телефонам, переговорили с каждым командиром корпуса, от которых они узнали, что положение было серьезным, но что решение об отступлении все же принято преждевременно. Поскольку Притвиц хотел отступать, Мольтке решил заменить его. В то время как он обсуждал этот вопрос со своим заместителем фон Штейном, полковник Хоффман наслаждался приятным сознанием своей правоты. Разведка доложила, что в армии Ренненкампфа все спокойно: «они совсем не преследуют нас».
Немедленно был отдан приказ о перемещении корпуса Франсуа на юг. Франсуа, по его собственным словам, был весь во власти эмоций и даже всплакнул, покидая Гумбинен. Разрешивший все-таки этот маневр Притвиц сразу же пожалел о сделанном. В тот же вечер он позвонил в Генеральный штаб и снова сообщил фон Штейну и Мольтке, что предложение его штаба выступить против Варшавской армии было «невозможным, слишком смелым». Он заявил, что у него нет гарантии, что он удержит Вислу со своей «горсткой людей». Он должен иметь подкрепление. Это решило вопрос о его снятии.
Восточный фронт был готов развалиться. Нужен был кто-то смелый, сильный и решительный, чтобы немедленно взять командование в свои руки. Никогда заранее нельзя сказать, как тот или иной командир поведет себя в крайних ситуациях войны, но Генеральному штабу повезло, он знал такого офицера, который только неделю назад показал себя в бою, — Людендорф, герой Льежа. Он будет хорошим начальником штаба 8-й армии.
По германской системе командования, осуществляемого двумя лицами, начальник штаба был не менее важным лицом, чем командир, а порой, в зависимости от опыта и темперамента, и выше его.
В это время Людендорф находился со 2-й армией фон Бюлова на окраинах Намюра, где после успеха с Льежем он руководил штурмом второй большой бельгийской крепости. Он находился на пороге Франции в критический момент, но на Восточном фронте он был нужнее. Мольтке и фон Штейн согласились с тем, что его следовало отозвать. Немедленно на автомобиле был послан капитан штаба с письмом, врученным генералу Людендорфу в девять утра двадцать второго августа.
«Вы можете спасти положение на Востоке, — писал фон Штейн. — Я не знаю другого человека, которому бы я так абсолютно доверял».
Он извинялся за то, что отзывал Людендорфа в момент решающих действий, «которые, дай Бог, будут окончательными», но жертва была «неминуемой».
«Конечно, Вы не будете нести ответственности за то, что уже произошло на Востоке, но с Вашей энергией Вы можете предотвратить худшее».
Через пятнадцать минут Людендорф выехал на том же автомобиле из штаба. По пути он проехал через Вавр, который «только накануне, когда я проезжал его, был мирным городом. Теперь он горел. Здесь жители тоже стреляли в наших солдат».
В шесть часов вечера Людендорф прибыл в Кобленц. В течение трех часов он получил сведения об обстановке на Востоке, был принят Мольтке, «выглядевшим очень усталым», и кайзером, который был «очень спокоен», но глубоко задет вторжением в Восточную Пруссию. Людендорф отдал несколько приказов 8-й армии и в девять часов вечера отбыл специальным поездом на Восточный фронт. Приказы, которые он отдал, содержали, помимо распоряжения Хоффману и Грюнерту встретить его в Мариенбурге, указания корпусу Франсуа отправиться по железной дороге на поддержку XX корпуса Шольца на юге, корпусам Макензена и фон Белова завершить отрыв от противника, отдыхать и переформироваться в течение двадцать третьего августа. Фактически это были приказы Хоффмана, олицетворявшие идеал германской военной академии, в которой все слушатели, получившие задачу, давали одинаковый ответ. Возможно также, что Людендорф видел телеграфную копию приказа Хоффмана.
Пока они ехали через Бельгию, капитан из штаба сообщил Людендорфу, что в качестве командующего 8-й армией Генеральный штаб выбрал отставного генерала, но еще не было известно, согласится ли он на это назначение. Его имя было Пауль фон Бенкендорф унд Гинденбург. Людендорф не знал его. Позднее, перед отъездом из Кобленца, ему сообщили, что генерал фон Гинденбург принял назначение и сядет в поезд в Ганновере в четыре часа утра.
Решив вопрос с начальником штаба, Генеральный штаб стал подыскивать командующего армией. Людендорф, как все признавали, был человеком незаурядных способностей, но чтобы «комплект был полным, нужен был настоящий «фон». Перебрали имена всех отставных командиров корпуса, и тут фон Штейн вспомнил, что накануне войны он получил письмо от бывшего товарища, «Не забудь меня, если окажется, что где-то нужен командир» — и сообщавшее, что его автор еще «крепок». Как раз тот, кто нужен. Он происходил из старой юнкерской семьи, жившей в Пруссии столетия. Служил в Генеральном штабе у Шлиффена, прошел все ступени до начальника штаба корпуса и ушел в отставку в 1911 году в возрасте шестидесяти пяти лет. Через два месяца ему будет шестьдесят восемь, но он был не старше Клюка, Бюлова и Хаузена, трех генералов правого крыла. Теперь на востоке, после паники Притвица, был нужен человек без нервов, а Гинденбург был известен абсолютной невозмутимостью. Мольтке одобрил, кайзер дал свое согласие. Отставному генералу была направлена телеграмма.
Гинденбург был дома в Ганновере, когда в три часа дня пришла телеграмма, спрашивавшая, примет ли он «немедленное назначение». Он ответил: «Я готов». Вторая телеграмма предписывала ему немедленно выехать на восток и принять командование 8-й армией. Генеральный штаб даже не приглашал его в Кобленц для переговоров. В телеграмме предписывалось, что он должен сесть на поезд в Ганновере, и сообщалось, что его начальником штаба будет генерал Людендорф, который встретится с ним в поезде по пути. У Гинденбурга хватило времени только на то, чтобы заказать новую серую форму, и он выехал, к его большому смущению, в старом синем мундире прусского генерала.