Первый день
Шрифт:
— Тормози, Эдриен, прошу тебя!
После третьего, еще более мощного удара правое крыло задело за скалу, фара разлетелась вдребезги. Кейру буквально вдавило в кресло. Внедорожник развернуло поперек дороги. Я увидел, как ограждение разлетелось на куски, когда мы пробили его. В какой-то миг мне показалось, что мы оторвались от земли и замерли в воздухе, а потом колеса провалились в пустоту. Перевернувшись первый раз, мы упали на крышу, и машина заскользила по склону к реке. Мы наткнулись на огромный валун и еще раз перевернулись, приземлившись на колеса. Крыша была продавлена, машина неумолимо съезжала в пропасть, и я не мог этому помешать. Мы с бешеной скоростью летели прямо на сосну, но машина непостижимым образом пронеслась мимо нее, и теперь уже никакая сила не сумела
Я повернулся к Кейре и увидел у нее на лбу глубокую, сильно кровоточившую рану. Кейра была в сознании. Машину несло по течению, однако она не могла долго удержаться на плаву: вода уже стала просачиваться под капот.
— Нужно отсюда выбираться! — крикнул я.
— Меня зажало, Эдриен.
От удара пассажирское сиденье вылетело из пазов, добраться до замка ремня безопасности мы уже не могли. Я дергал ремень изо всех сил, но ничего не получалось. Наверное, я сломал ребра, потому что при каждом вздохе мою грудь пронзала невыносимая боль, я с трудом двигал руками, но вода поднималась, и мне нужно было освободить Кейру из этих страшных тисков.
Вода поднималась все быстрее, она уже заливала наши ноги, а бампер автомобиля постепенно исчезал под волнами.
— Уходи, Эдриен, уходи, пока не поздно.
Я повернулся, ища, чем разрезать проклятый ремень. От боли у меня темнело в глазах, я старался почти не дышать, но не сдавался.
Я склонился к коленям Кейры и потянулся к бардачку. Она положила руку мне на затылок и стала нежно гладить по голове.
— Я не чувствую ног, тебе не вытащить меня отсюда, — прошептала она. — Иди же, тебе надо выбираться.
Я обхватил ее голову, и мы поцеловались. Никогда мне не забыть вкус того поцелуя.
Кейра взглянула на свой кулон и улыбнулась.
— Возьми его. Не зря же мы столько мучились, — сказала она.
Я не разрешил ей снять кулон с шеи, потому что не собирался покидать ее, я хотел остаться с ней.
— Мне так хотелось бы в последний раз увидеть Гарри.
Вода продолжала заливать кабину, течение медленно уносило нас все дальше.
— Тогда, в экзаменационной аудитории, я не жульничала, — призналась она. — Я просто хотела привлечь твое внимание, ты мне уже тогда очень нравился. Потом, в Лондоне, я, едва дотащившись до конца улицы, уже собиралась идти назад, и если бы не подъехало такси, я вернулась бы к тебе в постель. Но я испугалась, испугалась своей любви, потому что, ты же знаешь, я уже тогда была в тебя слишком сильно влюблена.
Мы сидели, крепко обнявшись. Машина погружалась в реку. Вскоре волны заслонили от нас дневной свет. Вода доходила нам до плеч. Кейра дрожала, страх пересилил печаль.
— Ты обещал мне список, надо поторопиться, говори.
— Я люблю тебя.
— Замечательный, очень полный список, лучше и быть не может.
Я останусь с тобой, любовь моя, я останусь с тобой до конца, и потом тоже. Я никогда не расставался с тобой и теперь не покину. Я целовал тебя, когда воды Желтой реки поглотили нас, и отдал тебе мой последний вздох. Я в последний раз глотнул воздуха и наполнил им твои легкие. Ты зажмурилась, когда вода залила наши лица. А я так и смотрел на тебя, пока не настал последний миг. И тогда я отправился искать ответы на мои детские вопросы в глубинах Вселенной, у самых дальних звезд, и ты тоже была там, рядом со мной. Ты улыбнулась, любовь моя, и крепко обхватила меня за плечи, и вся моя боль разом ушла. Потом твои объятия ослабели — это были мои последние секунды с тобой, мои последние воспоминания, любовь моя, теряя сознание, я потерял тебя.
Гидра
Я исписал страницы этой тетради здесь, на Гидре, сидя на террасе, откуда я часто смотрел на море.
Я пришел в себя в больнице города Сиань спустя пять суток после автокатастрофы. Мне сообщили, что спасли меня рыбаки: они заметили тонущий в реке внедорожник и вытащили меня полумертвого из машины. Внедорожник извлекли из воды, но тела Кейры так и не обнаружили. С тех пор прошло три месяца. И каждый день я все время думал о ней. Каждую ночь я чувствовал ее рядом с собой. Никогда еще я не испытывал таких страданий. Теперь моя мать ни о чем не тревожится, словно понимая, что уже ничего в нашей жизни не изменится: боль утраты заполнила все пространство нашего дома. По вечерам мы с ней ужинаем на этой самой террасе, где я пишу. Я пишу, потому что это единственный способ вернуть к жизни Кейру. Я пишу, потому что всякий раз, как я говорю о ней, я чувствую, что она рядом, словно моя собственная тень. Я больше не почувствую, как пахнет ее кожа, когда она спит, прижавшись ко мне, не увижу, как она роется в земле, ища свои сокровища, больше не услышу, как она заливисто смеется, когда я совершаю очередную оплошность, как мурлычет от удовольствия, поглощая лакомства так жадно, словно у нее хотят их отнять. Но у меня остались тысячи воспоминаний о ней и тысячи воспоминаний о нас двоих. Стоит мне закрыть глаза, и она снова рядом со мной.
Время от времени к нам в гости заходит тетя Элена. Дом наш кажется заброшенным, соседи ведут себя сдержанно, не навязывая нам свое присутствие. Порой Калибанос появляется на дороге, идущей вдоль нашего сада, и заглядывает к нам; он говорит, что ему надо проведать своего осла, но я знаю, это неправда. Мы вместе садимся на скамейку и смотрим на море. Он тоже когда-то любил, только это было давно. Правда, его любимую женщину унесла болезнь, а не река в Китае. И все же у нас с ним общее горе, и, слушая, как он молчит, сидя рядом со мной, я понимаю: он по-прежнему ее любит.
Завтра ко мне приедет из Лондона Уолтер, он звонит мне каждую неделю с тех пор, как я здесь. Я не смог вернуться в Лондон. Ходить по улице, где все еще слышатся шаги Кейры, открывать дверь дома, а потом дверь комнаты, где мы с ней спали, — это выше моих сил. Кейра была права: самая незначительная деталь вызывает острую боль.
Кейра была ослепительно прекрасной, решительной, порой упрямой женщиной с неутолимой жаждой жизни. Она любила свое дело и уважала тех, кто с ней работал. Она обладала удивительным профессиональным чутьем и великим терпением. Она была мне другом, любовницей, женщиной, которую я любил. Я попытался вспомнить, сколько дней мы провели вместе, — оказалось, что их совсем немного, однако я знаю, мне хватит их, чтобы заполнить остаток жизни, только пусть время бежит быстрее.
Когда наступает ночь, я поднимаю взгляд к небу, но смотрю на него теперь по-другому. Может, в каком-нибудь отдаленном созвездии появилась новая звезда? Однажды я снова уеду на плато Атакама и при помощи огромного телескопа обнаружу ее. Где бы она ни находилась, я найду ее в бездонном пространстве небес и дам ей имя моей любимой.
Я составлю тот самый список, любовь моя, но сделаю это позднее, потому что на это мне понадобится целая жизнь.
Уолтер прибыл на пароме, причалившем в полдень. Я встретил его в порту. Мы обнялись и расплакались, как малые дети. Тетя Элена следила за нами с порога своего магазина, и, когда хозяин соседней кофейни спросил у нее, что это с нами такое, она в резкой форме посоветовала ему заниматься своими клиентами, даже если в кафе нет ни одного человека.
Уолтер еще помнил, как садиться на осла. По дороге он свалился с него всего дважды, причем в первый раз не по своей вине; когда мы приехали к нам, мама встретила его как второго сына, наконец вернувшегося домой. Думая, что я ее не слышу, она шепнула ему на ухо, что ему давно следовало сказать ей все как есть. Уолтер спросил, что именно она имеет в виду. Она пожала плечами и чуть слышно произнесла имя Кейры.
Уолтер все-таки очень забавный парень. Тетя Элена пришла с нами поужинать, и он так смешил ее все время, что даже я не выдержал и улыбнулся. И эта улыбка словно вернула к жизни мою мать. Она встала, сказав, что ей надо убрать со стола, и, проходя мимо, ласково погладила меня по щеке.